— Так почему сейчас фараон отошёл от древних традиций? — взвизгнул Небуненес.
— Да потому, что времена изменились, — снова поднял палец главный жрец Амона и вновь ехидно улыбнулся, глядя острыми живыми глазками на огромный живот своего родственника. — Теперь почти все командирские должности в армии занимают простолюдины. Ведь наши изнеженные аристократы не хотят глотать пыль в дальних походах, драть глотку, командуя, мокнуть под холодными дождями страны Ретену или жариться на солнце в Нубии. Да и учиться они тоже как следует не желают. Ведь если бы ты, Небуненес, в юные годы меньше бы ел своё любимое баранье рагу с чесночным соусом, запивая его финикийским вином и любуясь танцами голых танцовщиц, а больше бы налегал на школьные премудрости, в том числе на старинные трактаты по архитектуре, то сейчас легко и свободно справлялся бы с любым поручением фараона.
— Это ты меня учить будешь, Дуафу? — совсем рассвирепел толстяк. — Да ты ешь только виноград да ещё горсть фиников с чашечкой молока в день, потому что с детства хворым был и вечно больным животом маялся. Да и танцовщицы тебя не интересуют только потому, что ты, урод тощий, всегда заглядывался на мальчиков. Будешь ещё ты меня поучать!
— Тише, тише, друзья! Что вы, право, как сопливые мальчишки, сцепились? Детство вспомнилось, что ли? Ведь вы всегда цапались, когда мы вместе играли вот в этом саду, — проговорил примирительно визирь Верхнего Египта Ментухотеп, узкоплечий томный красавец.
Все трое были родственниками и ровесниками. Так сложилось, что они, ещё не достигнув солидного возраста, уже заняли высочайшие должности в государственной машине, наследовав их у рано отправившихся в мир Осириса родителей, растративших свои не очень-то долгие годы в праздном существовании, столь характерном для фиванской столичной аристократии.
Визирь сцепил белые пальцы на ухоженных, как у женщины, руках и вывернул их так, что раздался сухой треск.
— Ну, затрещал, красавчик, — поморщился главный жрец Амона. — Значит, не знаешь, что сказать. Помнится, в школьные времена ты всегда вот так крутил пальчиками, когда совершенно не представлял, как ответить на вопрос учителя.
— Да что тут говорить?! — бросил Ментухотеп, разглядывая отражение своего изнеженного лица в полированном серебряном бокале. — Наступили для нас тяжёлые дни. А ведь кто, как не мы, цвет земли страны Кемет и опора божественной власти фараона в самом сердце нашей империи, стовратных Фивах. Ведь до чего дошло: сам царевич Аменхотеп породнился с простолюдинкой и души в ней не чает. А если бы он был наследником, то вообще скоро наступил бы конец света. Представляете себе: дочь мелкого провинциального жреца, причём ливийского происхождения, вдруг становится царицей нашей страны.
