, потрёпанный веер из серых перьев дикого гуся и внушительного размера корзину, заполненную доверху съестными припасами.
Было самое жаркое время года{8}. С полей шёл густой аромат сухой соломы и спелого зерна. Земледельцы дожинали остатки пшеницы и полбы{9}. Скоро надо было ждать разлива реки{10}. Жрец, тяжело опираясь на светлый с розоватым оттенком, вырезанный из местной акации посох и поминутно вытирая пот, струившийся по лбу из-под небольшого чёрного паричка{11}, посеревшего по бокам от ветхости, глядел с тоской на пышущие жаром поля.
— Добрый день, уважаемый Иуйа! — громко приветствовали хлеборобы жреца, весело улыбаясь.
Их почерневшие от загара, натёртые дешёвым растительным маслом тела{12} блестели на солнце так же ярко, как белоснежные зубы, обнажаемые в приветливых улыбках, а длинные ноги и руки легко и грациозно двигались в такт привычным движениям. Бронзовыми серпами жнецы срезали колосья и складывали их в плетённые из папируса корзины, которые держали стоящие рядом жёны или взрослые дочери. Высохшие стебли откладывали в сторону.
— Привет, привет, — отвечал жрец, небрежно помахивая рукой. — Бог наш, великий Мин, вам в помощь.
Иуйа совсем устал, ноги его подкашивались от слабости. Он так бы и плюхнулся задом на пыльную дорогу, но проворный заботливый слуга подставил господину раздвижной стульчик. Жрец был щуплым мужчиной средних лет, с круглой морщинистой физиономией. Поражали его светло-серые глаза, необычные для египтян. Видно, в его роду были кочующие из оазиса в оазис западной пустыни ливийцы, среди них нередко можно было встретить светлокожих и светлоглазых. На мир его светлые глаза глядели с каким-то детским наивным удивлением, никак не соответствующим возрасту и высокому общественному положению их владельца.
— Да, — вздохнул жрец, — проклятая жарища. У меня перед глазами красные круги уже плавают, а стада даже и не видно. Эй, красотка, поди-ка сюда, — обратился Иуйа к проходившей мимо молоденькой поселянке[6], которая легко несла на голове большую корзину, полную колосьев.
Девушка была в одном коротеньком передничке. Её острые груди упруго подрагивали в такт шагам. Несмотря на круги перед глазами, пожилой жрец с удовольствием смотрел на словно выточенную из красного дерева, изящную фигурку.
— Ты не видела, куда мои пастухи погнали храмовое стадо{13}? А то я тут уже испёкся живьём, как щука, насаженная на вертел, а ни одной коровы и близко нет. Сетх забери всех этих лоботрясов-работничков!
