В полдень, накануне дня всех святых, Мартин медленно шел из монастыря по направлению к городской церкви Виттенберга. В руках он нес большой лист бумаги, из кармана его монашеской ризы выглядывал молоток. У главной двери церкви он остановился, вытянул молоток, несколько гвоздей и начал прибивать лист бумаги. Эхо от ударов молотка разносилось по всей церкви. Со всей улицы начали сбегаться прохожие, желающие посмотреть, что происходит. Через плечо монаха, который на мгновение отошел от двери, чтобы посмотреть, ровно ли он прибивает лист, любопытные наблюдатели увидели длинный перечень пронумерованных предложений. Окончив свою работу, Мартин, нахмурившись, молча пробирался через собравшуюся толпу. Будь что будет. Он сделал так, как считал правильным.
За его спиной раздался возбужденный гул. Люди, стоящие у церкви, подзывали других подойти и прочитать воззвание. Там было 95 пунктов, некоторые очень короткие, другие намного длиннее. Некоторые пункты читатели вообще не поняли, но были среди них и довольно ясные. Постепенно гул голосов стих, и у дверей церкви воцарилась странная тишина: простые люди, монахи, слуги герцога углубились в чтение.
«Мартин Лютер говорит, что индульгенции — это обман… Он говорит, что бесполезно платить деньги за то, чтобы взглянуть на священные реликвии. Бог прощает людей не за какие-то их дела… Мартин Лютер говорит… Мартин Лютер говорит…» Люди продолжали читать, пропуская те пункты, которые им ни о чем не говорили. Но несмотря на непонятные места, две вещи стали для читающих совершенно ясными.
Мартин Лютер, монах из Виттенберга, заявил, что многое из того, что делает церковь и папа, неверно. И независимо от того, прав он или ошибается, впереди его ждут большие испытания.
6. «Лютер должен быть сожжен!»
Мартин взял письмо и внимательно прочитал. Хотя он знал, что в нем содержится смертный приговор для него, его рука была совершенно спокойной и толстый лист пергамента ни разу не дрогнул. Затем он взглянул на своего друга Штаупитца и кивнул головой.
— Ты совершенно прав. Это приказ самого папы римского. Через два месяца я должен явиться в Рим, чтобы предстать перед церковным судом.
— Если ты поедешь, они тебя сожгут, брат Мартин!
Мартин бросил письмо на стол.
— Поэтому я и не поеду, Штаупитц.
— Ты ослушаешься самого папу?
— Я уже ослушался его, когда на двери церкви прибил свое воззвание. Я сказал, что он не прав во многом, чему учит. Ты согласен со мной; точно так же согласны со мной многие жители Виттенберга, да и не только Виттенберга. Он пишет, что отстраняет меня от проповеди.
