Её кожа влажная — в комнате душно, — и тёплая. Нежная, как у всех девушек, тёрпкая и скользит под пальцами, и Нейт то ли настолько въёбан, то ли это действительно гипнотизирует его. То, как подушечки пальцев вычерчивают под синим топом какие-то невидимые рисунки, а девочка так вмазана, что ей насрать, кажется: есть под ней кто-то или нет. Она непрерывно движется, совершая эти поступательно-вращательные, оглаживая свои бёдра с задравшейся льняной юбкой ладонями, запрокидывает голову, играя своими волосами, и у Нейта, оказывается, стоит — это неизбежно в данном случае. Фигурка у неё что надо, сиськи маленькие и упругие, торчащие под тканью соски так и просятся между зубов, а загоревшая кожа так хорошо освещена тусклым бра, что кажется бархатной. Она шлюха, это написано по всему её телу грёбаными неоновыми лампочками, но Нейт облизывает губы и одним быстрым движением стаскивает с неё майку — у неё пирсинг в пупке.
Она остаётся в одной юбке, лёгкой и немножко мятой, прикрывающей его бёдра. Девочка открывает рот и гладит свой живот, сжимает ладонями свою грудь — Нейт смотрит на это, не отрывая глаз. Какого хуя я делаю господи блядь боже. Мысль такая же смазанная, как и весь этот вечер — он забивает на неё хрен. Отключает мозг и проводит руками по тёплым бокам, садясь ровнее, тянется ртом к шее с выступающими ключицами. Срывает с приоткрытых губ тонкий стон, и на какую-то секунду ему становится интересно как зовут эту девчонку, но она приоткрывает глаза и Нейт тонет в расплывшихся, как две нефтяные лужи, зрачках. Цвет её глаз определить невозможно, она совершенно и абсолютно вмазана по самое не балуй, и он уже собирается убрать руки, но она сама обхватывает его лицо, запрокидывая голову, и начинает вылизывать шею, цепляя кожу зубами, и это так блядски хорошо.
Нейт тонет во влажных прикосновениях языка и губ, запахе анаши и резких духах, бьющих по обонянию, как чужой кулак, затянутый в перчатку. Он прикрывает глаза и его уносит, поэтому он торопливо сдирает с себя футболку.
— Как тебя зовут, — хрипит он в потолок, сглатывая, когда поцелуи опускаются по его ключицам к солнечному сплетению.
Она молчит. У неё занят рот — выцеловывает каждый участок кожи, скользит к животу и широким мазком языка прослеживает блядскую дорожку, прерывающуюся ремнём джинсов. Нейт не опускает взгляд — смотрит прямо в потолок, чувствуя весь этот влажный кошмар внизу. Он чувствует рывок ремня и слышит звон пряжки.
