Он просто хочет пить.
Рыжий наклоняется над фонтаном.
Отсюда можно заметить пару расчесанных и подживших царапин на шее. Синяк на лице, оказывается, темнее, чем показалось издали, хотя с этого ракурса видно только хрящ уха, кончик носа и ушибленную скулу. Ещё — разбитые костяшки пальцев, которыми Рыжий упёрся в мраморный широкий обод. И ещё — на нём другая футболка. Ту, видимо, пришлось выкинуть.
ХэТянь чувствует себя странно, стоя за спиной этого человека, как будто подглядывает в замочную скважину, находясь у всех на виду. Затылком ощущает удивленные взгляды Йонга и Чуни. Его не беспокоят разговоры, он даже не думает, что скажет, когда вернётся за стол. Просто ждёт. Это какая-то новая для него игра, которую не успел ещё распробовать.
Рыжий заканчивает пить и поворачивает ручку. Пока поток воды умирает, он слегка морщится, выпрямляя спину.
— Хреново выглядишь, — говорит первое, что приходит в голову, ХэТянь.
Рыжий заметно вздрагивает и резко оборачивается через плечо. Секунду смотрит, недоумевая, будто растерявшись, но потом сжимает губы и хмурится. Узнаёт.
Вот оно, знакомое выражение лица. Таким он его и запомнил, только взгляд тогда был более открыт, словно кровяная каша на подбородке делала Рыжего сговорчивее, более безразличным к тому, что в нём увидят. Есть люди, которые через боль постигают внутреннее спокойствие.
Сейчас он спокоен примерно так же, как человек, держащий на ладони гранату с выдернутой чекой.
ХэТянь насмешливо поднимает руки:
— Успокойся. Я не собираюсь тебя бить.
— Ещё бы ты попробовал.
Рыжий бегло осматривает двор, стреляет взглядом по трём точкам за спиной Хэ Тяня, словно оценивая, есть кто-то с ним или нет. На несколько секунд задерживает внимание в той стороне, где остались сидеть Йонг и Чуни. ХэТянь представляет себе, с какими выражениями лиц они сейчас таращатся в эту сторону, поэтому усмехается в угол губ и наклоняет голову вбок, глядя на Рыжего. Тот сжимает челюсти и снова сверлит его тяжёлым немигающим взглядом.
Сухо спрашивает:
— Ну и?
— Кто тебя так? — ХэТянь кивает на разбитую скулу.
— Тебя это каким боком трогает?
— Тем, который отвечает за мою слабость к сирым и убогим.
Рыжий кривит губы, царапается о насмешку, тут же съёживается весь и глухо выплевывает:
— Отъебись, мажорчик.
Глаза у него светло-карие, почти отдают желтым. Голос негромкий, но какой-то простуженный, хриплый.
ХэТянь мысленно записывает этот шизофренически тупиковый разговор, как на плёнку. Он хочет запомнить каждую скудную эмоцию, чтобы прокрутить их перед глазами позже. Внутренний голос недоумевает: что ты вообще здесь делаешь?!
