— Вваливайся, не мнись на пороге, — относительно гостеприимно пригласил Ган, косясь на меня и явно ожидая моей реакции. — Чай пить будем.
«Вваливаться и не мяться на пороге» я не спешила хотя бы потому, что была ошарашена. Целиком и полностью.
Вот ши! Он что, притащил меня в свое логово?!
— И как это понимать? — осведомилась, продолжая обследовать пещеру взглядом. — Кажется, я в гости не напрашивалась.
Опустившись на пол, Ган протопал к разместившемуся в углу котлу и, обернувшись, через плечо бросил:
— Так давно договор пора отметить. У нас теперь узы. Кровные, считай.
И облизнулся — довольно так, точно объевшийся синеводкой морской котик.
В целом, пока ничего криминального не происходило, да и, откровенно говоря, посмотреть, как живет настоящий ши, было интересно. Поэтому мяться я все же перестала, неспешно прошла вглубь пещеры, ступила на тот самый выцветший ковер и тут же ощутила горьковатый травяной запах.
Ган орудовал у подвешенного котелка, под которым располагался мелкий артефакт с огнем саламандры. Варево активно бурлило, над ним вздымался белый пар, сдобренный мелкими синими искорками. Гану пришлось взгромоздиться на табурет, и сейчас эта синюшная мелочь обеими руками помешивала свое варево большим деревянным черпаком.
Зачерпнув мутноватую, не внушающую доверия жидкость, Ган шумно на нее подул, причмокнул и констатировал:
— Чабреца еще надо.
Пока я продолжала осматриваться, он взлетел под самый потолок и снял с полки баночку с сушеными травками и соцветиями. Опустившись обратно, кинул щепотку в варево и, вдохнув с новой силой попавший ему в лицо пар, вновь причмокнул — теперь удовлетворенно.
— Это и есть чай? — не пытаясь скрыть скепсиса, уточнила я.
— Что б вы, смертные, в чаях понимали! — с важным видом упрекнул Ган. — Чай — это что, по-твоему?
— Напиток, травяной сбор, — ответила не задумываясь.
— Во-о-от, — подняв указательный палец, протянул он. — А на самом деле чай — это состояние души. Каждый в него что-то свое добавляет: кто магию, а кто неосознанно — настрой. Мой чай — с вкраплениями магии ши, а стало быть, самой Глубины.
Теперь уж точно решив, что пить это не стану, я переключила внимание на груду сундуков. Что греха таить, привлекли меня и украшения, и золотые монетки. Ярко они поблескивали, соблазнительно так, словно бы просясь в руки. Но трогать сокровища ши я все-таки не рискнула и довольствовалась их созерцанием.
— Ты присаживайся. — Ган продолжал строить из себя удивительно гостеприимного хозяина. — Харэ мне ковер своими сапожищами гваздать.
