– Οна сама устроила сработку оповещения, — мрачно сообщил Тюссану один из техников.
— Потому что кто-то запер меня в проклятой морозилке! — выкрикнула, давясь рыданиями.
— Когда мы появились, она просто открыла дверь и вышла, — не глядя на меня, сказал парень, а второй только кивнул подтверждая.
— Я не вру! — рванулась из объятий Рожера, сжав кулаки, и желая врезать хоть по одной роже, на которой был прямым текстом написан поставленный мне диагноз. — И не чокнулась!
— Тише, тише, София! Все хорошо! — удержал меня от членовредительства капитан. — Никто тебя не обвиняет во лжи и не считает ненормальной.
— Мы еще не успели закончить с системой обеспечения в ее отсеке, а теперь еще и это, — тихо пробурчал техник, опровергая успокоительные слова капитана. — Если так и дальше пойдет, мы с ног собьемся, реагируя на бредни…
— Делом займитесь! — с неожиданной яростью рявкнул капитан. — Если София говорит, что не могла выйти, значит, была причина! Выполнять приказ!
Устроив меня у себя на руках поудобнее, он понес меня из лаборатории, пока я причитала и твердила, что мне никто не верит.
— Я тебе верю, милая, — поцеловал меня в висок Ρожер. — Все будет хорошо, и я не дам ничему с тобой случиться. Ты отдохнешь, успокоишься, и мы вместе решим, что делать. Тш-ш-ш! Я верю-у-у!
И снова что — то упрямое и причиняющее сейчас боль в глубине сознания твердило: «Берегись!» Но в этот раз я яростно послала его ко всем чертям и вцепилась в моего капитана покрепче. Потому что на всем долбаном «Ковчеге» он мне представлялся в тот момент единственным способным, а главное желающим поверить и помочь существом. Никогда я прежде не чувствовала себя такой слабой и беззащитной, и это буквально убивало морально. Нуждаться в ком-то как в опоре и защите ощущалось ужасно для меня, но при этом и совершенно неизбежно. Рожер мне сейчас был жизненно необходим, потому что в одиночку имею все шансы не уцелеть в этом путешествии, отправиться в которое была так счастлива еще не так давно. Теперь же от прежней радости не осталось и следа, ибо насколько огромным ни был бы «Ковчег», он все равно оставался громадной металлической коробкой-ловушкой, откуда пока нет выхода.
Очень отстраненно сознание зарегистрировало появление дока Пирса и введенное им успокоительное. Пыталась вяло протестовать — не хотела терять концентрацию до того момента, как смогу внятно обсудить с капитаном новое происшествие, но слушать меня не стали. Тюссан куда-то понес меня, пока я все старалась объяснить, но язык стал стремительно неметь и заплетаться, накрыла апатия, и необходимость говорить отошла куда-тo на второй план. Последнее, что я помнила — как провожала затуманивающимся взглядом мелькающие потолочные мягко мерцающие светильники коридора.
