— Это ведь Вы были инициатором разрыва? — Я кивнула, скривившись от воспоминания. — Ну, в таком случае я понимаю неудачника, хотя нисколько не оправдываю низость его поступка. Мужчина должен уметь достойно проигрывать.
— Что Вы имеете в виду? — вскинула я глаза и замерла.
Рожер Тюссан теперь улыбался мне совершенно открыто, и это неожиданным образом стремительно повысило температуру в помещении.
— Если бы меня бросила такая женщина, как Вы, София, я бы тоже был как минимум зол. — Пока я выдумывала остроумный ответ, капитан продолжил: — И к вопросу Вашего мнимого несовершенства. София, поверьте, у Вас нет абсолютно никаких причин испытывать неловкость по этому поводу. Абсолютно никаких. Я говорю об этом не как капитан, ответственный за психическое равновесие каждого члена команды, а как мужчина, имеющий глаза.
И-и-и тут я смутилась. Так, что аж щеки запылали и дышать стало трудно. Я и припомнить не могла, когда вот так вот вспыхивала, и не знала, куда уткнуться взглядом. В одно мгновение я с особой остротой осознала, что передо мной не просто капитан, раздражающий тип, а ещё и мужчина. Ошеломительно красивый мужчина, который только что без всякого стеснения признал меня привлекательной. А ещё мы тут совсем одни, и воздух между нами будто загустел и заискрил электричеством, от которого затвердели мои соски, чего совершенно не скрывала одежда. Глупость какая! Как, начав с разговора о моем отношении к модификатам, мы умудрились добраться до такого?
— Спасибо, — только и смогла промямлить я. — Могу я теперь идти?
Не идти, а бежать надо сломя голову.
— Еще минуту, — остановил меня Тюссан. — Χочу подвести черту. Я очень рад, что нам удалось поговорить обо всем, София, причем с достаточной долей откровенности, что, надеюсь, позволит успешно избавиться он напряженности и Вам, и мне. — Этот мужчина испытывал напряженность? Вот уж не подумала бы. — И хочу добавить, что мне стыдно за поведение Себастьяна Людо, и хотелось бы верить, что его поступок не заставит Вас, София, вычеркнуть всех мужчин-Модификатов из зоны своего внимания.
— Имеете в виду что-то определенное… Рожер? — Или правильнее будет сказать — кого-то?
— Вполне возможно, София. Но это тема для другой беседы, — и он снова улыбнулся, смутив меня и спутав мысли. Больше всего потому, что ну не выходило у меня воспринимать проявление его дружелюбия однозначно положительно. Что-то тревожно напряглось внутри, противясь даже собственному возбуждению. Не слишком приятное состояние для кого-то вроде меня, привыкшего полагаться на понятия и вещи более реальные, осязаемые, поддающиеся изучению и измерению, а не на какие-то ощущения и отголоски странных эмоций.
