— Значит, не совсем уж они дикие.
Окончательно прощаясь, гости знаками пригласили Маклая к себе, показав для убедительности, что его там не убьют и не съедят. Такая любезность с их стороны была утешительна. Они выглядели растроганными, пожимали руку учёному повыше локтя. Некоторые обнимали его левой рукой, прижимая к сердцу и повторяя: «О Маклай! О Маклай!»
...Первые дни пребывания на Новой Гвинее прошли на удивление легко и быстро. Наиболее сильные опасения были сначала связаны с местным населением, принадлежащим, по мнению Ульсона, к племени людоедов, которые не съедают их только потому, что пищи и без того достаточно: «Вот слопают всех своих свиней, и за нас возьмутся. Мы, может, для них ещё вкуснее свинины».
— Ну, в этом отношении я вряд ли могу кого-то привлекать.
— Это верно. Вы, извините уж, чересчур жилистый. А вот я, к примеру, вполне упитанный, и жирок имеется. Бой, понятное дело, хоть и худой, зато мясо нежное.
— А вы, друг мой, рассуждаете как опытный людоед!
Ульсон смутился. Не исключено, что в своей неблагополучной жизни ему доводилось в трудные времена употреблять в пищу человечину или голодные товарищи по несчастью грозились прирезать его к обеду. Подобные случаи бывали.
У диких племён людоедство чаще всего связано с верованиями в возможность приобрести, например, силу и храбрость, отведав часть тела убитого доблестного воина. В этом отношении ему, могущественному — в глазах туземцев — белому человеку, больше других стоило опасаться стать предметом ритуального каннибализма.
Если вдуматься, у этого обычая диких племён есть философский подтекст: предполагается единство души и тела. Разве это не мудрая мысль? Пусть даже они не способны выразить её в словах. Да ведь иной русский крестьянин тоже с трудом подбирает слова, пытаясь высказать какую-нибудь мудрёную мысль. А она у него имеется и выражается в поведении, образе жизни, мельком оброненном слове, присказке или поговорке.
Вот и эти люди, безусловно, вовсе не похожи на иных говорунов, которые умеют выстроить кудрявые фразы и ввернуть цитатку, не внося в этот поток слов нетривиальную мысль, а то и малую толику смысла. Философия диких племён не имеет словесного выражения, тем не менее она существует и заслуживает изучения. Жаль только, что понять её чрезвычайно трудно.
В глазах цивилизованного человека людоедство — не более чем насыщение желудка человечиной. Мировоззрение потребителя! Для дикаря — совершенно иначе. Для него каннибальская трапеза — таинство, нечто вроде причащения не столько к бренной плоти, сколько к нетленной душе. Для них и окружающий мир одинаково и материален, и духовен.
