Двенадцать | страница 150



— Чувствую!

Выжав 90, мы мчались навстречу новой смерти. И оба это знали. И, когда мы входили в розовый коттедж на кольцевой, я просила небо только об одном — чтобы это не был Лёва! Генетика ли, стадные ли материнско-беременные чувства, мысли ли о Юлии Марковне — не знаю, но что-то меня плотно держало в состоянии «если только… я сразу же умру, не выдержу». Если исключить эту спонтанную любовь к жениху, я была спокойна. Настолько, насколько бывает спокоен человек, который не владеет телом и лишён счастья владеть ещё и собственными органами чувств. В моменты «приближения ЭТОГО» я превращалась в растение, в инвалида с ампутированным страхом, и с каждым разом всё больше.

«Покачиваясь и стуча зубами, два зомби вошли в гостиную — так начала бы я какой-нибудь опус по мотивам. — Обострённое в такие моменты чутьё вывело их на нужное место — за диван. Там, за диваном, валялась дама 90-60-90, с чёрными волосами до копчика и со связанными руками. Лицо дамы рассмотреть было крайне трудно, поскольку его закрывала маска Комика из известного театралам масочного дуэта.

Маска в своё время претендовала бы на звание произведения искусства — литая, металлическая. Но в этот исторический отрезок времени, в этом спектакле она была Маской Посмертной, Трагической и, судя по всему, орудием убийства».

Макс грохотал мебелью, выбирая точки для съёмки.

Дама была ещё теплой. Возможно, причина тому — пылающий камин рядом. Извращенец-убийца содрал со стены маску — вторая всё ещё болталась рядом с одиноким гвоздём, — раскалил её в огне и каминными щипцами прижал к лицу дамы.

— Знаешь, кто это? — Макс ткнул пальцем в перчатке (мы — опытные свидетели, следов не оставляем) в портрет на стене. — Йоко Иванова.

Естественно, сейчас я с трудом вспомнила бы даже, кто такая Наталья Степанцова. Сейчас весь «сапиенс» во мне был направлен, во-первых, на поиск зодиакального иероглифа, во-вторых — на осознание ощущений от этого поиска.


…Всё, на что хватило моей фантазии — уж не знаю, управляемой кем-то или самостоятельно прорезавшейся, — это на то, чтобы разделить волосы дамы, рассыпанные по полу, на два жгута и навертеть из них нужную мне форму… Вспышка.

Потом, когда мы бежали к машине, я с треском переваривала новый вопрос: мною в этот раз двигало что-то или я сама совершила осознанный шаг для завершения картины чужого преступления? Я ведь уже знала, как должен выглядеть символ Овна… А в том, что убиенная — Овен, я не сомневалась.