— Я так давно… — шептала она из-под кружев. — Наконец-то…
Вера Павловна правильно оценила мизансцену и сообщила, что зайдёт позже.
— А Лёва знает? — Юлия Марковна подняла порозовевшие глаза.
Я пожала плечами, попыталась неубедительно объяснить, что мы чуть-чуть поссорились. Что я решила пока Лёве ничего не говорить. Пусть пройдёт время и всё образуется…
— Я ничего не понимаю, — Юлия Марковна надела очки, и глаза её, усложнённые оптикой, стали в два раза больше. А мне стало в два раза сложнее врать.
— У нас небольшие неприятности… Лёгкий кризис жизни и отношений…
— Вы собираетесь расстаться?
— Ну, мы пока не решили…
— Ты хочешь избавиться от ребёнка?
— Нет, уже не хочу…
Юлия Марковна встала, протёрла очки передником, закрыла на кухне не по размерам активного Чапу, снова села рядом.
— Рассказывай.
И столько было решительности в этом её «рассказывай», столько мощной силы того, другого поколения, правильного и пуганного настоящими войнами, так явно эта сила проклюнулось сквозь старушечью рыхлость и беспомощность… Я упала на её мягкие плечи и рассказала всё: и как я попала в редакцию, и как Лёва заманил меня за свой столик, и как мы с Максом выбрались на первое задание, и что мы там увидели, и почему мы решили ехать в «Вечерку», и про бесконечную цепь сюрреалистических убийств, и про беременность, о которой Лёва не знает. Я не сказала только о моём позорном чувстве к бессердечному красавцу Максу — вряд ли старушке было бы приятно узнать такие подробности из жизни невестки. Мой монолог был украшен истерическими слезами и Чапиным возмущением за дверью на кухне. Юлия Марковна молчала и моргала белыми ресницами. Потом встала, налила в крохотные стекляшечки что-то алкогольное с медицинским акцентом и снова села рядом.
— Это ужасно… Убийства… Это просто странное совпадение… Вы потрясены, это понятно… Это закончится… Я стараюсь не думать о таких вещах… Я предпочитаю не верить в смерть и в то, что она с кем-то бывает.
Она отпила крохотную капельку своего медицинского алкоголя. Было видно, что она растеряна.
— Я давно заметила, что с Лёвушкой что-то неладно. Он никогда не был лёгким ребёнком, он всегда имел свой взгляд на жизнь. Я не пыталась бороться с этим — бесполезно. Он всегда был очень сильным. Ждала, что он повзрослеет и помудреет. Был трудный период, он стал примерять на себя богемную жизнь, много пил, курил и водился с такими девицами, что мне делалось плохо от одного запаха их духов. Он занимался саморазрушением и уже не мог остановиться. В какой-то момент я думала, что потеряла его. И вдруг появился этот мальчик — Максим…
