— Как отвратительно! — воскликнула я.
Он невозмутимо закурил и пробормотал:
— Да-да, я знаю, вредная привычка. Извини.
— Вреднее некуда, — сказала я, — вы умрете намного раньше назначенного вам срока, вполне возможно, от рака легких или болезни сердца. Вы некоторое время не будете чувствовать влияния на легкие и сердце, но зато заметите проблемы с ротовой полостью: у вас будут болеть десны и выпадать зубы. А кожа ваша уже сейчас серая и морщинистая, что для курильщиков весьма типично. К вашему сведению, в химический состав сигарет входят цианид и аммиак. Неужели вам добровольно хочется поглощать столь ядовитые вещества?
— Для некурящего человека ты знаешь о сигаретах чертовски много, — сказал он, выдыхая тонкими губами облако вредоносных канцерогенов.
— Некоторое время я раздумывала, не начать ли курить, — признала я, — но прежде чем что-то предпринять, я провожу тщательное исследование, и в итоге курение не показалось мне целесообразным и разумным времяпрепровождением. Кроме того, оно непривлекательно с финансовой точки зрения.
— Угу, — кивнул он, — и правда, это жутко дорого.
Мы немного помолчали, после чего он спросил:
— Тебе куда, Элеанор?
Я задумалась, как лучше всего ответить на его вопрос. Мой путь лежал домой, где у меня было назначено волнительное рандеву. И по столь неслыханному случаю — свиданию с гостем у меня в квартире — нужно было как можно скорее завершить это незапланированное и томительное взаимодействие. Как следствие, я могла выбирать любой маршрут, лишь бы Рэймонду было со мной не по пути. Но какой именно?
Мы как раз проходили мимо клиники, специализирующейся на подиатрии. Тут меня осенило.
— Мне назначен прием, — сказала я, показав на входную дверь, — у меня костные мозоли.
Он посмотрел на мои ботинки.
— Сочувствую, Элеанор, — ответил он, — у моей мамы то же самое, она жуть как мучается ногами.
Мы ждали на пешеходном переходе, и Рэймонд наконец-то хранил молчание. Я смотрела на старика, который шел, пошатываясь, на противоположной стороне улицы. Крепкий и приземистый, он привлек мой взор благодаря помидорно-красному свитеру, сверкавшему из-под обычной для пенсионеров пепельно-серой куртки. Будто при замедленном воспроизведении, его ноги стали заплетаться, и сам он стал раскачиваться из стороны в сторону, дико размахивая руками; раздутые пакеты с покупками в его руках превращали его в человеческий маятник.
— Вечер только начался, а он уже пьян, — тихо сказала я, обращаясь не столько к собеседнику, сколько к самой себе.
