— Я так не думаю, Терсти, — мягко сказала Рэчел. — Но мы все-таки можем надеяться. А теперь мне лучше подняться наверх.
Она взбежала по широкой лестнице, ведущей на второй этаж, к спальням, и повернула с лестничной площадки к большим двойным Дверям комнаты, расположенной в дальнем конце коридора. Пока она шла по коридору, эти двери распахнулись, и навстречу ей вышел стройный седовласый мужчина. Он казался усталым и обеспокоенным, но глаза его вспыхнули от удовольствия при виде Речел, и он, точно заговорщик, поднес палец к губам, оглядываясь на комнату, из которой только что вышел.
— Дядя Эндрю, — прошептала она, — как он?
— Не хуже, но и не лучше, — ответил он тихо. — Твой приезд может ему помочь. Он принял успокоительное. Надеюсь на тебя, Рэчел: ты не позволишь ему ни в коем случае возбуждаться. Теперь, когда ты здесь, я организую транспорт.
Он потрепал ее по щеке и направился к лестнице.
В спальне было очень тепло. В старомодном камине горел огонь, и его свет да еще огонек затененного ночника слабо освещали комнату.
Ее дед лежал на высоких подушках с закрытыми глазами. Он был очень бледен, и синеватый оттенок кожи вокруг рта напугал ее. Но она постаралась ничем не выдать свой испуг, когда шла по ковру к его кровати. Ее стройные ноги в туфлях на низком каблуке двигались совершенно бесшумно. Рядом с кроватью стояло кресло, и Рэчел опустилась в него, ожидая, когда дед сам откроет глаза и заметит ее.
Наконец глаза его открылись. Они оставались все еще ярко голубыми, хотя прежний их блеск был отчасти приглушен. Мгновение сэр Жиль смотрел на нее, не узнавая, потом взгляд его стал осмысленнее, сфокусировался, и он выговорил:
— Итак, ты наконец здесь.
Рэчел заставила себя не обратить внимание на эти его первые слова, забыть, что, раз уж он постоянно ездил в Лондон, как сказала миссис Терстон, то у него была возможность связаться с нею, если ему того хотелось. Однако он не воспользовался этой возможностью. Она заставляла себя забыть также и о том, что этот оттенок упрека всегда присутствовал в любом его обращении к ней. Всегда с самого рождения, когда вместо долгожданного наследника, родилась девочка. Его отношение к ней не изменилось даже после рождения Марка, то есть через два с половиной года.
Она склонилась над кроватью и коснулась губами его щеки.
— Я здесь, дедушка. Могу я дать тебе попить или сделать что-нибудь еще?
— Нет, дитя. — Усилие, с которым он говорил, казалось, очень утомляет его. Он начал задыхаться. — Просто… послушай… — Он снова прикрыл глаза и лежал, не шевелясь, как бы собираясь с силами и мобилизуя внутренние резервы. Она стала уже беспокоиться, когда он наконец произнес: — Ты получала что-нибудь от Марка?
