Женщина, с головы до ног покрытая цементной пылью, раздавала карамель соседним мальчишкам.
— Вы уж не обижайте моего Кэнкити! — приговаривала она. У нее были шершавые руки, узловатые и безобразно большие, точно корни дерева.
Женщины утирали сыновьям носы, вытирали им платками лица, оживленно переговаривались.
— У тебя дети как, не болеют?
Матери понимали друг друга с полуслова.
— Ага...
— А мой совсем хилый. Прямо не знаю, что с ним делать.
— Э, всюду так!
Отвернувшись от люка и глотнув свежего воздуха, оба рыбака перевели дух. Угрюмо, вдруг замолчав, они вернулись от норы для чернорабочих в свое лестницеобразное «гнездо» в носовой части корабля- Здесь каждый раз, когда подымали или опускали якорную цепь, все подскакивало и сталкивалось друг с другом, словно брошенное в бетономешалку.
Рыбаки лежали в полутьме вповалку, как свиньи.
Да и запах здесь стоял тошнотворный, точно в хлеву.
— Ну и вонь! Ну и вонь!
— Да ведь мы здесь! Вот и несет тухлым.
Рыбак, у которого голова была похожа на красную ступку, опорожнил бутылку водки в чашку с отбитым краем и, с чавканьем жуя сушеную каракатицу, выпил. Рядом с ним другой, лежа на спине, ел яблоко, рассматривая журнал в истрепанной обложке.
В кружок из четырех рыбаков, занятых выпивкой, протискался пятый, еще не успевший напиться.
— Четыре месяца на море. Думал, хватит...
С этими словами крепкий и рослый рыбак сощурился, облизывая толстую нижнюю губу.
— А в кошельке-то вот что!
Он потряс перед глазами кошельком, плоским, как сушеная хурма.
— Та вдовушка хоть и мала ростом, но и сильна же...
— Брось ты!
— Ну, ну. валяй!
Собеседники расхохотались.
— О, гляди-ка, гляди! Что делается, а? — сказал один рыбак, уставившись осовелыми от водки глазами на нары напротив и показывая в ту сторону подбородком. Там рыбак передавал своей жене деньги.
— Глянь, глянь!
Разложив медяки и бумажки на крышке небольшого ящика, они вдвоем их пересчитывали. Мужчина, слюня карандаш, записывал что-то в записную книжку.
— Гляди!
— У меня тоже дома жена и дети, — вдруг, словно рассердившись, проговорил тот, который рассказывал о вдовушке.
Неподалеку на нарах молодой рыбак, с длинным, посиневшим и распухшим от перепоя лицом, громко рассказывал:
— Я -то думал, уж на этот раз не пойду больше в море, да вот... Остался без гроша, агент и сманил. Ну, долго же теперь придется мне мыкаться!
Рыбак, видимо, из одних с ним мест, не оборачиваясь, что-то тихо ответил.
В отверстии люка появились кривые ноги, и по трапу спустился мужчина с большим старомодным дорожным мешком за плечами. Ступив на пол, он внимательно огляделся, нашел свободное место и забрался на нары.
