На следующие выходные Бен снова пришел расслабляться со мной и Эстер.
Если на свете есть человек, способный помочь мне найти Эстер, то это Бен.
– Что случилось? – спрашивает Бен, но я ничего ему не рассказываю, а отвечаю вопросом на вопрос, прижимая платок к пальцу, чтобы остановить кровь:
– Пообедать хочешь?
Хотя нет еще и одиннадцати, он не возражает.
– Пошли! – говорит он, я встаю с кресла, и мы выходим вместе.
Мы идем в «Сабвей», как всегда, и, как всегда, я беру одно и то же: сэндвич из белого хлеба с ростбифом, а он – куриный салат. После того как мы усаживаемся в отдельной кабинке у окна, я признаюсь:
– Вчера Эстер не было всю ночь… – Я понижаю голос и почти шепчу: – Эстер не было дома и в ночь с субботы на воскресенье.
На Уобаш-авеню идет стройка, поэтому там всегда очень шумно: работают отбойные молотки, визжат пилы, шлифовальные станки и тому подобное. Я стараюсь отстраниться от шума. Строительного шума. С дюжину постоянных посетителей в зале выстроились в длинную очередь; все они нетерпеливы, голодны и все громко разговаривают по телефону.
Так называемый сэндвич-мейкер задает всем один и тот же вопрос, как заезженная пластинка:
– Белый или пшеничный? Белый или пшеничный?
На долю секунды я представляю, что в зале только мы с Беном, что нам не докучает запах овощей, сыра и свежеиспеченного хлеба, что мы в каком-нибудь романтичном месте, вроде «Траттории номер 10» на Дирборн, или в «Эвересте», или наверху здания Чикагской фондовой биржи (туда я, скорее всего, никогда в жизни не попаду). Мы едим каре ягненка или филе из оленины и смотрим на Петлю с сорокового этажа. Официанты и официантки называют нас «сэр» и «мадам»; нам подают шампанское, а на десерт – одну порцию сорбета с двумя ложками; такое столовое серебро мне, скорее всего, не по карману. Вот что такое настоящая романтика. Я представляю, как Бен прижимается ко мне коленом под столиком бистро, как он недрогнувшей рукой находит мою руку под накрахмаленной скатертью, и я с грустью признаюсь ему: «Эстер не было дома и в ночь с субботы на воскресенье».
Бен подносит вилку ко рту, но тут же опускает ее, забыв о салате.
– Что значит – Эстер не ночевала дома? – спрашивает он. Озабоченность проявляется в морщинах у него на лбу и висках. Он лезет в карман за телефоном, находит список контактов и пролистывает его до Эстер.
– Возможно, она злится на меня, – говорю я.
– С чего бы ей злиться на тебя? – спрашивает он, и я говорю, что не знаю, но на самом деле я знаю, и это не что-то одно само по себе, а целая вереница событий, которая привела к тому, что я – плохая соседка.
