Она подбежала к нему, и он обнял ее.
— Ты слышал? — прошептала она. — Ты слышал это!
— Я знаю, о чем ты думаешь, дорогая, — проговорил доктор. — Да, я слышал. Но ведь это невозможно.
Он перевел взгляд на меня, и его жена, казалось, впервые осознала мое присутствие.
— Это мистер Шан Гревилль, — представил меня Петри. — Он принес мне очень печальные новости о нашем давнем друге, сэре Лайонеле Бартоне. Я не хотел тебе пока говорить, но…
Миссис Петри, сделав над собой заметное усилие, подавила страх и подошла, чтобы приветствовать меня.
— Рада вас видеть.
По-английски она говорила с легким акцентом.
— Но ваши новости… вы имеете в виду…
Я кивнул.
Ее прекрасные глаза обрели странное выражение. Взгляд был вопрошающим, сомневающимся, испуганным и вместе с тем анализирующим. Вдруг миссис Петри повернулась к мужу:
— Как это случилось?
По тону, каким был задан вопрос, я понял, что она, скорее всего, подслушивала.
Доктор Петри кратко повторил мой рассказ и в заключение вручил жене таинственную телеграмму.
— Если позволите вас на минуту прервать… — проговорил я, вытаскивая бумажник. — Вот, взгляните. Сэр Лайонел, должно быть, написал это в момент смертельной опасности. Впрочем, сами увидите… нацарапано на листке блокнота, который лежал возле кровати. Эта записка и привела меня в Каир.
Я вручил листок Петри. Его жена склонилась над ним, в то время как он медленно разбирал вслух накарябанные карандашом каракули: «Не мертвый… свяжитесь с Петри… Каир… янтарь… впрыснуть…»
Доктор не мог видеть лица своей жены, но он увидел, как телеграмма из ее пальцев выскользнула на ковер.
— Кара! — закричал он. — Что с тобой, дорогая?
Ее прекрасные, широко открытые глаза с ужасом уставились в окно.
— Он жив, — прошептала она. — О Боже! Он жив!
Признаюсь, я пришел в недоумение, не в силах понять, кого она имела в виду. Может быть, сэра Лайонела? Внезапно она повернулась к Петри, вцепилась в лацканы его пиджака и торопливо, глотая слова, выпалила:
— Ты уверен, что понимаешь? Ты должен понять! Тот крик в саду и сейчас… Это живая смерть! Живая смерть! Он узнал об этом раньше, чем от него потребовали. «Янтарь — впрыснуть», — в гневном неистовстве она затрясла Петри. — Думай! Флакон в твоем сейфе!
Наблюдая за лицом доктора, я видел: то, что было решительно непонятно для меня, для него, напротив, пролило свет на события.
— Милосердное небо! — вскричал он, и впервые за время нашей встречи в его глазах тоже появился ужас. — Я не могу поверить… Я не хочу в это верить!
