В романе «Ян Непомуцкий» нашли отражение бурные события Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в России, он написан с дружественных позиций, проникнут чувствами уважения и симпатии к русскому народу, его истории и культуре, революционным преобразованиям, положившим начало новой эре в мировой истории. Достоверность и историчность романа заслуживают внимания еще и потому, что и поныне в Саратове хорошо помнят братьев Гаеков — скрипача Ярослава Гаека, умершего в 1919 году от туберкулеза, и пианиста Эммануила Гаека, преподававших здесь в течение ряда лет. Профессор Эммануил Ярославович Гаек был одним из зачинателей советского музыкального образования в Саратове, работал директором Саратовской консерватории. Выдающийся советский музыкант, руководитель Квартета имени Бетховена, Дмитрий Михайлович Цыганов был учеником Ярослава Гаека. На первом публичном концерте, который он дал в восьмилетием возрасте, аккомпанировал ему Эммануил Гаек. Когда Дмитрий Михайлович приехал на гастроли в Белград в начале 70-х годов и после концерта в зале Национального музея в беседе с белградскими друзьями спросил об Эммануиле Ярославовиче, ему ответили, что профессор жив, хотя и очень болен, что о нем написана книга, что с ним можно организовать встречу.
Незадолго до смерти профессор увиделся и с другим своим коллегой по Саратовской консерватории. У себя дома в Белграде он принимал Льва Львовича Христиансена. Накануне профессор Христиансен познакомился с Ярой Рибникар, и начатый у нее разговор о Саратове был продолжен у профессора Гаека. Он встретил гостей сдержанно и немного строго, в темном костюме, белоснежной рубашке и галстуке, пригласил сесть, тихо проговорив несколько обычных в таких случаях приветствий на сербском языке. Он был стар и очень болен, двигался медленно и неуверенно, но держался с достоинством. Посещение советских людей он считал для себя событием исключительным. Пронзительное, щемящее чувство охватило гостей в первые минуты, потому что трудно было не заметить, что его начищенные до блеска ботинки оказались незашнурованными, а накрахмаленные манжеты рубашки без запонок высовывались из рукавов пиджака старого покроя. Христиансен стал говорить о современном Саратове, о жизни консерватории, о новой учебной программе и своих консерваторских товарищах и учениках, играющих в оркестрах во многих городах Советского Союза. Эммануил Ярославович слушал, не перебивая рассказчика, не задавая ему вопросов. Он просто впитывал в себя мелодию русской речи, печально смотрел прямо перед собой и изредка тихо покашливал. Потом молча встал, через минуту вернулся из соседней комнаты с альбомом фотографий в руках, положил его на стол и тихо сказал по-русски:
