Также они относятся к тем, кто сталкивается с ужасом и чьи души опасно зависают над немыслимой бездной неведомого.
С каждым разом студентка бросала на Дюрера, журналиста-идиота, все более восхищенные взгляды.
Глаза ее отличались задумчивостью и нежной глубиной, какие бывают только у влюбленных неопытных женщин.
В тот день…
В тот день Дюрер был отвратителен: девушка буквально задыхалась, ее нервные пальцы терзали хлебный мякиш, виноградные косточки, шкурки персика.
Дюрер не смотрел на нее, но не отрывал глаз — мерзавец — от ее отображения в зеркале напротив.
— Заведующий отделом информации сказал, — продолжил он, едва понизив голос, красивый голос умелого рассказчика, — каналья — «работа для тебя, Дюрер, как твое мнение?»
— Я высказываю свое мнение, — ответил я, — в статье, до ее написания его еще нет, а после уже нет.
— В глубине души я не верю в существование призраков, но категорично их не отрицаю. В нашей профессии есть примеры, когда журналисты заплатили разумом, даже жизнью за рациональный дух и явное презрение к суевериям.
Я отправился на задание — уверяю тебя, дорогой мой, испытывая некоторое беспокойство, поскольку даже захватил револьвер, что делаю крайне редко.
Помогли ли обстановка, погода и прочие обстоятельства усомниться в здравом смысле?
Я в одиночестве сошел с поезда на маленьком вокзале и потащился по глинистой дороге под ледяным дождем, размывающим землю и разбавляющим водой густой туман.
У самой земли кричали кроншнепы, а по едва видимому пруду строем плыли лысухи.
Я увидел старуху, которая пыталась зажечь свечу в нише перед статуей святого.
— Матушка, — спросил я, — где Дом с журавлями? Я на верном пути?
Она разинула черный рот с окостеневшими деснами и тремя зубами цвета старого воска.
— Журавли! О боже! Да… Журавли!
Быстро распрощавшись, я поспешил дальше — от старухи несло навозом. Я отошел довольно далеко, но расслышал ее крик: «Он идет к журавлям! Он идет к журавлям!»
Из лачуги, похожей на черепаший панцирь, выползли три старухи и безумными глазами уставились на меня.
Грязь под ногами чавкала, словно я попирал плоть.
Дом с журавлями с изъеденными решетками и визгливыми флюгерами появился внезапно — его нутро источало злобное презрение, несмотря на закрытые ставни окон. Проклятый дом присел, как злобный карлик, изрыгающий привидения. Отмытое дождем небо ядовито-зеленого цвета окружало его лунным ореолом…
Я прислушался, предвкушая, как сорву покров тайны с неизвестности.
