Выключив свет, я подошла к окну, чтобы впустить свежий воздух. Я задержалась на минуту, глядя на озеро. В лунном свете оно было черным, чистым и холодным. Я стояла и смотрела на него, и тут заметила, как что–то большое, темное и неповоротливое продирается через заросли. На какое–то мгновение на него упал лунный луч, и в нем заблестели огромные витые рога. В ту же секунду это нечто снова пропало в тени. Должно быть, заблудившаяся корова, сказала я себе. Однако теперь мысль о лесном пикнике нравилась мне все меньше и меньше.
До середины ночи я пролежала без сна, прислушиваясь к каждому шороху в старом доме – и к стуку своего сердца. Но никто не пытался влезть в мою комнату. Насколько, конечно, я могу об этом судить: утром, когда пришла горничная, ключ опять валялся на коврике и дверь оказалась незапертой. Впрочем, вполне возможно, что замок просто плохо работал и ключ вывалился именно поэтому.
В этот раз Кора была без подноса. Она запыхалась.
– Мистер Эрик велел мне проследить, чтобы вас разбудили вовремя, чтобы вы успели к завтраку вместе со всеми.
Сам Эрик, однако, за завтраком не присутствовал. Завтрак был накрыт в небольшой солнечной комнате, которая гораздо больше подходила для этой цели, чем та, где мы вечером обедали. Рене тоже не было. Она поздно встает и завтракает в кровати, сообщил мне ее дядя, и по его тону было ясно, что, хотя он и не одобряет таких привычек, но для «богемы» находит возможным сделать исключение. Подозреваю, однако, что такой терпимостью Рене была обязана не уважению старика к актерской профессии, а своей собственной привлекательности. Старик казался почти раздосадованным из–за того, что Эрик давно уже позавтракал, чтобы успеть застать утреннее солнце.
– Эрик так и рвется работать, – тяжело вздохнул Бертран. Утреннее солнце ему явно не идет, подумала я. Лицо его было отекшим, под глазами мешки. Наверное он, решила я, как и Рене, не привык рано вставать. К моему удивлению, Маргарет все–таки решила выйти к завтраку после вчерашнего, хотя вид у нее был очень страдальческий. Она приветствовала меня легким кивком, из чего можно было сделать вывод, что она решила снять с меня подозрения в попытке покушения на ее жизнь.
Разговор не клеился и, начавшись, тут же замирал. Я была несколько разочарована, что Бертран не обращал на меня ни малейшего внимания – как впрочем, и ни на кого вообще, – и злилась на себя за эти мысли.
За столом прислуживала миссис Гаррисон, и я впервые смогла как следует рассмотреть ее. Если примесь индейской крови в ее муже не была заметна, то ее смуглое, с орлиным профилем лицо и редкие черные волосы, не тронутые сединой, хотя ей явно было за пятьдесят, смотрелись совершенно по–индейски. Аккуратный голубой наряд и новоанглийский акцент странно не вязались с ней. Но еще больше не вязалось с этим обликом предположение о том, что ее могли напугать крики какого–то призрака. Если бы Призрак и встретился с ней, подумала я, я бы поставила в этой схватке на миссис Гаррисон.
