Но в тот момент я плохо отдавала себе отчет в происходящем. От одного сознания, что я пришла на вечер в сопровождении красавца кавалера и сейчас мне тайком завидуют многие девушки, у меня слабели колени, и упоительно кружилась голова.
Мне никогда не забыть, как блестели в свете уличных фонарей мокрые ветви вязов, когда мы возвращались домой под моросящим осенним дождем. Джеф держал меня под руку, а вокруг смутно темнели силуэты старых университетских коттеджей. Мы молчали — слова были излишни. Холодные капли стекали по моим щекам, но я их совсем не чувствовала; еще не вполне придя в себя после пьянящей атмосферы вечера, я двигалась точно в полусне.
У крыльца Джеф обнял меня за плечи, и в следующее мгновение я ощутила его горячие губы на своих губах. Сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди.
Он целовал меня долго и умело. Я как могла отвечала ему, трепеща от благодарности и счастья.
— Я напишу тебе, — шепнул он на прощание и исчез в темноте.
Этот день, 7 декабря 1941 года,[9] был самым счастливым днем в моей жизни.
Сообщение о бомбардировке Пирл–Харбора прозвучало как гром среди ясного неба. Повсюду только и разговоров было что о японцах, о мобилизации, о том, где чей парень будет служить. Я не принимала участия в пересудах, но все мои мысли были обращены к Джефу. Ничего не зная о его судьбе, я очень беспокоилась, не попал ли он на фронт, и с нетерпением ждала его писем. Но проходили дни, а он все молчал. Каждый раз, завидя в окне серую фуражку почтальона, я с бьющимся от волнения сердцем спешила к воротам, чтобы успеть первой просмотреть почту. Нетерпеливыми пальцами я отбрасывала в сторону любовные записки для Сисси, Мэри, Эстер, письма и денежные счета матушки, перебирала снова и снова рекламные проспекты, сводки дешевых распродаж, приглашения на выставки одежды, но тщетно — Джеф не присылал ни строчки.
Я изобретала для него тысячи объяснений: он забыл мой адрес, у него уйма неотложных дел, он терпеть не может писем… Но, может быть, завтра, или через день, или через неделю он выкроит немного времени и черкнет мне пару слов… Он напишет, что просит прощения за длительное молчание, что непрестанно думает обо мне с самого дня нашей встречи…
С юга подул теплый влажный ветер, и под бледными лучами апрельского солнца на вязах показались первые почки. С другого конца планеты до нашего городка докатилась весть о взятии японцами полуострова Батаан.[10] Писем от Джефа по–прежнему не было. В мае деревья покрылись клейкими зелеными листочками, а на далеких Филиппинах наши войска оставили Коррехидор.
