Он вырастал прямо из земли: купа кривых деревьев так тесно переплела стволы, что образовались полукруглые стены, а в вышине огромным пологом раскинулась единая крона. Жимолость и плющ, увившие бугристые стены, блестели от странных предметов, навешанных тут и там. Создавалось впечатление, что живой дом нарядили к Рождеству, только очень уж причудливо: расшитыми жемчугом туфлями и шляпками в блестках, золотыми часами и серебряными ложками, разноцветными бутылками и склянками, блестящими шестеренками, сверкающими камушками, осколками ярких витражей, мельхиоровыми чайниками…
Все эти предметы, с любовью развешанные невесть кем, украшали не только стены дома, но и всю огромную крону. Создавалось впечатление, что это самое настоящее сорочье гнездо, только в стократ больше.
– Раз тарелка, два тарелка, три тарелка – бамц!
Из окна послышался звук бьющейся посуды.
– Раз розетка, два розетка, три розетка – бумц!
Снова – звон.
– Чашка – раз, рюмка – два, чайник – три!
Посмотри!
Эй, в камин поддайте жару —
Не хватает нам пожара!
Будут гости, скоро пир
Мы закатим на весь мир!
Кто-то незримый стремительно носился по дому, стуча каблуками и раздавая приказания.
– Эй-эй, скатерть сюда! А ты – собери-ка мне нектара! Гости на пороге, нельзя заставлять их ждать! Ну же, скорей!
Калике откашлялся и подступил к двери, которую образовывали лозы, перехваченные пенькой. Крылатый гигант протянул когтистую лапу к атласной туфельке на розовой ленточке, висящей сбоку от двери, и дернул. В глубине дома раздался мелодичный перезвон.
– Вот те на! Что ж, почти успели! Одну секунду-у-у!
Вновь топот каблуков по деревянному полу. Калике отступил на шаг, и дверь распахнулась.
– Заходите, заходите!
Калике кивнул ребятам, и те нырнули в дверь. Внутри было темновато, и глаза не сразу привыкли к полумраку. По правую руку тлел камин. Крылатые полунасекомые-получеловечки, похожие на тех, кого Франц видел около Мельницы, суетились, разжигая камин. Сразу пять существ поднесли полено, держа его в крохотных руках, и, громко стрекоча крылышками, отправили деревяшку в пламя. Огонь ярко вспыхнул, осветив просторную уютную комнату с четырьмя мягкими креслами.
– Проходите! – послышалось из-за двери сбоку, ведущей, видимо, в соседнюю комнату. – Я сейчас, только шляпу поправлю!
На стенах зажглись светильники, и помещение замерцало, заблестело: тут и там с потолка свешивались зеркальца, хрустальные сосульки и разная обувь. Последней было особенно много – по-видимому, хозяин дома питал особую страсть к туфлям, сапогам, ботинкам, сандалиям и даже деревянным башмакам.
