— Но это же похороны! — в третий раз жалобно объясняла я. — От него ничего не зависело.
— А-а, от таких, как ваш Вадим Петрович, вечно ничего не зависит! — Режиссерша досадливо отмахнулась и уже спокойнее добавила:
— Ну, значит, вы, как его ассистент, скажете перед камерой несколько слов о режиссерской концепции спектакля.
Планировалось, как выяснилось, отснять всего десять или пятнадцать минут репетиции. В зале установили осветительную аппаратуру и камеры, актеры по моей просьбе поднялись на сцену. Пока оператор, перепрыгивая через провода, что-то поправлял, устанавливал и матерно ругался, все терпеливо ждали. Потом ждали ведущую — крашеную блондинку, неуклюже балансирующую, на грани между плохо сохранившейся пионеркой и моложавой пенсионеркой. В конце концов она встала перед камерой, профессионально поиграла мышцами лица, дождалась сигнала и начала:
— Сегодня мы в гостях у театра-студии «Эдельвейс». Здесь ставят «Гамлета». Вы скажете, что нового можно открыть в классических шекспировских образах? Что необычного и нового отыскать в философской задумчивости принца Датского, нежной трепетности Офелии и коварстве Клавдия?..
Я злорадно улыбнулась. «Нежная трепетность Офелии»! «Философская задумчивость принца»! Сейчас мы вам и «откроем» и «отыщем»!..
Начали, естественно, со столь полюбившейся мне сцены с Клавдием и Гамлетом. Уже одна только мизансцена произвела на съемочную группу неизгладимое впечатление. Что же было говорить о исполнителях главных ролей? Гамлет орал дурным голосом и грозил папеньке пистолетом. Тот не отставал, периодически нюхая марафет. А по сцене расхаживали Вольтиманд с Корнелием, которым в беседе со старым Норвежцем давалось «не больше власти», чем «отведено статьями». Судя по внешнему виду дворян, статьи у них в прошлом были весьма серьезные.
Разбирающийся в Уголовном кодексе оператор даже предположил шепотом что-то насчет «умышленного убийства» и «бандитизма».
В общем, мы произвели фурор и не подвели покойного Вадима Петровича.
Домой мы с Каюмовой возвращались едва ли не в приподнятом настроении.
— Весело живем последние дни! — рассуждала она, нахально и весело нажевывая «Орбит». — Я, например, чувствую себя смертником, которому за сутки до казни выдали миллион долларов и разрешили творить что угодно… Господи, в этом даже есть какой-то кайф! Теперь-то я понимаю все эти фильмы про раковых больных и спидоносцев.
— Да, — вторила я тихим эхом и со светлой тоской думала о том, что так и не сходила ни во МХАТ, ни в Большой.
