— Поехали, — хрипло проговорила я, цепляясь за косяк. — В Шереметьево, во Внуково. Куда угодно, только подальше отсюда!
И мы поехали. Наталья вскочила, рывком сняв через голову ночнушку.
Заметалась по комнате в поисках своих брюк и колготок. Я же передвигалась от полки с бельем до кронштейна с верхней одеждой, как гигантский рак — спиной вперед, и все смотрела на синюшную руку, словно опасаясь, что она вот-вот взовьется в воздух и вцепится мне в волосы.
Окна в доме напротив гасли с неумолимой быстротой, на улице становилось все темнее.
— Значит, так, — бормотала Каюмова, застегивая «молнию» на брюках, — тачку ловим не возле дома, а где-нибудь подальше, на шоссе. Ни в первую, ни во вторую не садимся… Хозяйке черкни записку в пару строк. Замок английский, захлопывается?
— Нет, обычный…
— Жалко. Значит, ключи потом вместе с деньгами вышлешь.
— Так деньги я ей сейчас оставлю, на столе, — клацала зубами я, лихорадочно комкая вещи и засовывая их в сумку. — На билет у меня есть, а в Новосибирске на первое время займем у кого-нибудь…
— Ладно… Помойка у вас тут далеко?
— В каком смысле?
— В прямом. Руку-то куда-то выкинуть надо, а мусоропровода у вас в Люберцах, я так понимаю, днем с огнем не сыщешь?
Мое давнее предложение выбросить Вадима Петровича в канализацию, похоже, прочно запало Каюмовой в душу. У меня же сейчас абсолютно не было желания ни сопротивляться, ни тем более устраивать диспут на морально-нравственные темы.
— Контейнеры за соседним домом. Только ведь найдут ее в два счета. У нас тоже бомжики по помойкам роются.
— Ерунда! Главное, упаковать попрочнее и поотвратительнее… У тебя прокладки есть?
— Есть, — я кивнула еще недоуменнее. — «Олвейз».
— Отлично! Пакет из-под них тащи. Ну и тряпок там каких-нибудь, бумаги туалетной… Замотаем, ни один бомж не полезет, если не слепой, конечно!
Под ванной нашлась еще и пара желтых резиновых перчаток, поэтому нам не пришлось хвататься за мертвую кисть голыми руками. Но все равно, после того как дело было сделано, меня долго и мучительно тошнило в туалете. В прихожую я вывалилась бледная, пошатывающаяся и какая-то заторможенная. Перед глазами плавали разноцветные яркие круги.
— Все, бежим! — выдохнула Наталья, двумя пальцами держа пакет со страшным грузом. Мы выскочили из квартиры, заперли дверь и, перемахивая через две ступеньки, полетели по лестнице.
Как стремительно неслись мы по темным Люберецким закоулкам, как больно и тяжело билась о мое бедро спортивная сумка с вещами! Наконец у ржавых помойных баков Каюмова остановилась и, содрогнувшись от приступа отвращения, зашвырнула отрубленную руку в гору мусора.
