Он выглядел именно так, как я себе его представляла, и чуть похуже, чем на фотографии, которую показала мне новая заказчица Ольга. Широкое лицо, небольшие темные глазки и небрежно обмотанный вокруг шеи синий шарф — шарф пожилого мальчика-хулигана с соседнего двора. На столе перед Вадимом Петровичем Бирюковым стояла кастрюля с вареной картошкой и пустая водочная стопка.
Впрочем, водочные стопки были пустыми у половины присутствующих, поэтому народ пребывал в состоянии радостного возбуждения. На единственном свободном кресле валялся всеми позабытый букетик гвоздик и оранжевый воздушный шарик, густо исписанный фломастером.
«Ну, елки-палки!» — досадливо подумала я, поняв, что вместо нормальной репетиции меня угораздило попасть на чей-то день рождения. Видимо, что-то в этом духе с редким единодушием подумали и актеры, сидящие в комнате: взгляды, устремленные на меня, были лишены даже тени энтузиазма. Посторонних на таких сборищах не жаловали — мне-то это было отлично известно. Но отступать не имело смысла. Я улыбнулась осторожно и заискивающе, как интеллигент, по ошибке попавший в женскую баню, деликатно прокашлялась и пискнула:
— Вадим Петрович, мне бы с вами побеседовать…
Женская часть труппы немедленно принялась переглядываться иронично и многозначительно.
— Побесе-е-довать! — тихо, но насмешливо протянул кто-то в углу. И я поняла, что Ольга ничего не сочинила…
— Бирюков — стопроцентный, неисправимый кобель, — говорила она, докуривая одну сигарету и тут же доставая из пачки следующую. — Ни одной, вы понимаете, ни одной в труппе нет симпатичной женщины, с которой бы он в свое время не переспал! И главное, как говорится, — ни кожи, ни рожи, а ведь умудряется же! Приходит новенькая девочка — и уже через месяц, рыдая, вылавливает его по коридорам и туалетам, руки ему целовать готова!
— Ну, в общем, известный типаж! — усмехалась я. Типаж действительно был известным. По-моему, в каждом уважающем себя театре имелся такой вот Казанова местного розлива, сильно осложняющий жизнь женскому полу.
— Да нет, наоборот, феномен какой-то. — Сигарета в Ольгиных пальцах сухо хрустела. В чашечке остывал кофе. — Все попадаются! Вы понимаете, все! И я вот тоже… Верите, и представить не могла, что будет так плохо…
Это было не столько плохо, сколько обидно. Даже я, при моем скудном девичьем умишке и посредственной внешности, умудрилась избежать сей банальной участи, проигнорировав в свое время знаки внимания со стороны нашего «премьера». А она — типичная «героиня», с низким, красивым голосом, сочными губами и великолепной дикцией — и надо же!.. В сапогах на высоких, тонких каблуках Ольга была выше меня почти на голову. Наш старенький главреж от женщин такого типа сходил с ума. «Вот они созданы для сцены, они! — вопил он, воздевая руки к потолку. — А не вы, мыши писклявые. И посмотреть зрителю есть на что, и слуховой аппарат брать с собой в зал не надо». Радовало то, что Ольга была не только красивой, но и умной — пришла со своим готовым планом. А еще она была мстительной. Честное слово, в последнее время мне нравились женщины, склонные к вендетте!..
