Так Инна продержалась в тревогах первые три месяца, потом перешла на искусственное детское питание. Мальчик два дня помучился животом, надрывно кричал, не спал, но потом все наладилось. К году Сережа окреп.
— Вылюдился, — радовалась Инна, но ножки у сына оставались еще слабыми, рахитичными, сильно выгнутыми.
— Будущий велосипедист, — грубовато шутил Генек, отхлебывая домашнее проверенное лекарство, самогонку свежей выгонки.
Домой мальчику не хотелось идти. Для матери существует один отец, он для нее все: крепкий хозяин, авторитет, на нем все в доме держится. Как же — офицер в отставке. От «офицерства» отца осталось слабое напоминание, командный голос да чернильного цвета наколка в виде якоря на левом предплечье. Почему якорь, все хотел спросить отца, забывал. Мать с отцом или собачатся, или у них одни разговоры о деньгах, все мало, а собачатся опять же из-за денег, у отца на мороженое не выпросить... Скукота.
Серега Ярошко в свои двенадцать лет хорошо усвоил: люди делятся на плохих и хороших, богатых и бедных, злых и добрых. Плохих и злых больше. Доброй к нему в первом классе была учительница Елена Антоновна, пришла в школу после педучилища, молоденькая совсем, смешливая и стеснительная, ей хотелось выглядеть среди коллег посолиднее, взрослой и опытной. Свои пепельно-русые волосы гладко зачесывала вверх, соорудила на голове что-то вроде кукиша, никого из детей не ругала за плохой почерк, объясняла задания звонким голосом, глаза веселые, улыбку прячет, комкает пухлыми губами. Записала черноглазого мальчика в школьный хор.
— Быть тебе, Сережа, запевалой, а может, и солистом, слух у тебя отличный.
— Не жалуюсь, издалека слышу, калитка скрипит — батя идет, — согласился с ней школьник.
— Я про другой слух — музыкальный, у тебя чистый слух, абсолютный, это от природы, тебя надо в музыкальную школу определить, на аккордеон или даже на пианино.
— А сколько стоит пианино? — неожиданно по-взрослому поинтересовался мальчик.
— Новое дорого. но продают в комиссионке подержанные. И в хорошем состоянии.
Дома Сережка радостно поделился, училка ему посоветовала ходить в музыкальную школу.
— У нас сроду не было музыкантов, чего удумал, все музыканты — пьянь да рвань,— кисло отреагировала Инна.
— Не все, есть некоторые, те в ресторанах хорошо лабают, клиенты любимую музычку заказывают, чаевые, то да се, — возразил Генек.
— Иди учи уроки, стоишь, уши развесив, — прикрикнула мать.
Мальчик понуро вышел, Инна продолжила:
