Из колонии Ярошко освободился в начале весны, коротко стриженый, бледный, скулы на лице обострились. Через полгода волосы отросли, ровная челка нависла над бровями, пряча настороженный быстрый взгляд. Вид у чувака вполне лохматый, стильный. Вот отращу пушкинские бакенбарды, буду похож на музыканта или свободного художника.
Улыбался по привычке широко, демонстрировал металлическую верхнюю фиксу, она выглядывала изо рта пугающе неуместно, взгляд колюче царапал. В плечах раздался, потяжелел, но в движениях сохранились осторожная крадучесть и ловкость.
— Ты, Серега, точно спортсмен, как со спортивных сборов, накачался, тебе бы еще южный загар — красавец, — обнимал его старый кореш Юрка, встретились в пивной старого парка.
— Совет тебе пацанский — зови меня Серж, еще лучше Ярый, так меня окрестили. я благородный зек с высокой квалификацией.
— Почти аристократ. — перебил дружок.
— Забудем прошлое, все фуфло, сообрази чифирик. Будет и загар, на юга прошвырнемся, красивые девушки, на все лето отдых забил — заслужил, надо чуток прийти в себя после санатория.
Подошел к калитке дома, закрыто. Знал обходную тропинку через сад. Со стороны соседа забор повалился, земля вскопана, в саду убрано. Пусть пользуется, мне не жалко. В мастерской Генека порядок, чисто, даже зеленоватая бутля с остатками самогонки стоит, ничего ей не сделалось. Отлил в стакан, попробовал, крепость хорошая.
Огляделся. Найти бы те доллары, мать не любила нарушать заведенный хозяином порядок. Отодвинул тяжелый верстак с крышки подпола, спустился вниз. Надо же, все стоит на месте, все целехонько, вместо разбитой банки перевязанная веревкой коробка от обуви. Ах, мать, молодец, ничего не тронула, сохранила, для кого же? Не для сына, нет, для своего Генека.
Доллары не стал пересчитывать. Хороший куш сорвал, на две машины хватит и погулять останется.
Стены дома давили тишиной, с фотографий на него смотрела веселая Инна в обнимку с Генеком, как будто дразнила его всей своей прошлой жизнью, где ему, Сереге, не нашлось места. Из-под половиц на кухне шел нехороший запах.
— Падлой воняет, крыса сдохла.
Ничего уже не держало в родных стенах. В ящике стола нашел свой старый складной ножик, раскрыл — одно лезвие ржавое, другое щербатое, третье острое. Стало веселее. Зайду к соседу попрощаться.
— Михалыч, ты не скромничай, пользуйся землей, не жалко, вишня, яблоки, смородина — твои, долго в городе не задержусь, дела, — неопределенно махнул рукой, взгляд был дерзкий, невеселый, деревянная улыбка — на все лицо.
