Сохранившиеся податные списки города Парижа показывают, как рано проституция была обложена податью. Из этого документа видно, что уже в XIII веке налог на проституцию давал городской казне изрядный доход. О Сиксте IV[20] сообщают, что он получал от одного только дома терпимости не менее двадцати тысяч дукатов. Тот же папа часто передавал священникам в виде синекуры налоги, вносившиеся известным числом проституток. Агриппа фон Неттесгейм[21] сообщает, что доходы одного церковного сановника состояли из «двух бенефиций, одного курата в двадцать дукатов, одного приората, доставлявшего сорок дукатов, и трех проституток в доме терпимости». Не менее интересные данные имеются у нас также и об обложении проституции и ее доходов в Гамбурге в конце XV века. По имеющимся у нас сведениям, «городское управление совершило договор с двумя содержателями домов терпимости, в силу которого они должны были платить ежегодно за каждую девицу таксу от пяти до девяти талантов». Кое-какие данные имеются у нас и относительно Нюрнберга. Правда, точных цифр в данном случае нет, но известно, что в силу указа 1487 года содержатель дома терпимости был обязан выплачивать по неделям оговоренную плату за наем помещения и за концессию.
Что доходы с домов терпимости часто бывали весьма значительны, видно также из жалоб некоторых князей на ущерб, нанесенный их правам. Слово «право» значит в этих случаях просто «доходы». Так, в 1442 году курфюрст Дитрих Майнцский — ограничимся одним этим примером — жаловался, что горожане «нанесли ущерб его правам на публичных женщин и девушек, то есть проституток». Почтенные отцы — князья, конечно, — были весьма озабочены относительно добрых нравов своих подданных, но только в том случае, если они не наносили ущерба их кошельку. Движения в пользу нравственности, сокращавшие их доходы, были не очень в их вкусе. В таких случаях они предпочитали, как видно из приведенного случая, лучше дружить с дьяволом.
К разряду проституции относится еще одна категория — огромное войско тех, кто живет за счет проституции и тесно с ней связан с тех самых пор, как любовь стала товаром, продаваемым в розницу: сутенеры, maqueraux[22], сводники и сводни.
Когда проститутка старится и красота ее уже не находит спроса на рынке любви, она, если только не погибнет в нищете и больнице, принимается за еще более доходную профессию сводни. «В молодости — девка, под старость — сводня». В масленичной пьесе «Vom Papst und seiner Priesterschaft»
