М а ш а. Да. Остался Славкой…
Г о р е л о в. Так разве можно жить с человеком только из чувства благодарности? За то, что он протянул тебе руку в тяжелую минуту?
М а ш а. Нет.
Г о р е л о в. Остается одно — жалость. Ты жалеешь Славу?
М а ш а. Нет.
Г о р е л о в. Что же, Маша?!
М а ш а. Сейчас, когда стоит мне сказать «поедем» и я больше никогда не увижу Славу… Только сейчас я поняла, как он мне дорог.
Г о р е л о в. Может, скажешь: я полюбила его?!
М а ш а. Да.
Г о р е л о в. За что?!
М а ш а (улыбнулась). За раковины…
Г о р е л о в. Ты способна шутить?!
М а ш а. Слава приносит мне… У меня сейчас целая коллекция. У каждой — свое имя. В память о событии, которое произошло в тот день… (Задумчиво, как бы про себя.) А может, за то, что почти каждую ночь он тихо встает с постели… В бурю… В мороз… В метель… А я лежу в тепле и мне даже страшно подумать о том, что делается на вершинах сопок, по которым проходит пограничная тропа. Возвращается он смертельно уставший. Иногда совсем окоченевший… (После паузы.) Или за то, что он научил меня любить этот клочок земли… Нашей земли… (После паузы.) Рядом с ним я чувствую себя сильной-сильной…
Пауза.
Г о р е л о в. Тишина… Такая вдруг тишина — в ушах звенит.
М а ш а. А я слышу… Слава идет!.. Прости меня, Гриша. За то, что я не могу отправиться с тобой. За письмо мое прости. И прошу — никогда не говори Славе об этом письме. Он о нем не знает.
Появляется Р ы б а к о в. Вошел в избушку.
Р ы б а к о в. Тревожная группа сейчас прибудет.
Г о р е л о в. Дай закурить.
М а ш а. Курите. А я посижу у порога. Душно здесь. (Выходит.)
Рыбаков и Горелов закуривают.
Р ы б а к о в. Был внизу… Шкура цела… Вышлю… Гигант!.. Такого еще не встречал… Шерсть густая…
Г о р е л о в. Передумал. Шкура мне ни к чему. А тебе пригодится.
Р ы б а к о в. Зачем?
Г о р е л о в. Постелешь — пусть Маша бегает. Она ведь любит…
В упор смотрят друг на друга.
Я о письме тебе говорил. Будто Маша прислала моей сестре…
Р ы б а к о в. Говорил.
Г о р е л о в. Так вот… никакого письма не было… Придумал…
Р ы б а к о в (тихо). Я так и понял, Гриша.
М а ш а (вошла в избушку). Идут. И Ураган с ними. Слышите, лает.
З а т е м н е н и е
Если б меня спросили, чем отличается одноактная драматургия от многоактной, я бы ответил: большей компактностью, большей конденсацией всех элементов пьесы при полном соблюдении остальных идейно-эстетических требований, предъявляемых к сценическому произведению.
Несомненно, это усложняет творческую задачу авторов. Достижимо ли такое? Вполне, если драматургией малых форм занимаются мастера, а не ремесленники, если образцом служат такие гениальные творения, как бессмертные «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина или неувядаемые миниатюры А. П. Чехова. Можно было бы сослаться и на плодотворный опыт украинских классиков от Марка Кропивницкого до Степана Васильченко.
