Л е н а. Нет.
Ш е в ч е н к о. Стакан кофе?
Л е н а. Я хочу домой.
Ш е в ч е н к о. Будет автобус — пожалуйста.
Входит В е р а А н д р е е в н а.
В е р а А н д р е е в н а. Хорош хозяин! Девушка стоит в мокрых чулках. (Лене.) Снимите.
Л е н а. Я сейчас ухожу…
В е р а А н д р е е в н а. Снимите!
Л е н а подчиняется ее властному голосу, снимает чулки.
Над плитой просушу. И чаем напою.
Ш е в ч е н к о. Я предлагал.
В е р а А н д р е е в н а. Значит, плохо предлагал. (Выходит.)
Ш е в ч е н к о. Не бойтесь, она только с виду грозная. Вы обиделись на Юрия? Служба такая. Боевая тревога.
Л е н а (только сейчас до нее дошел смысл этих слов). Боевая?!
Ш е в ч е н к о. Успокойтесь — учебная.
Входит В е р а А н д р е е в н а.
В е р а А н д р е е в н а. Где задержался?
Ш е в ч е н к о (мрачно). В полку у Боровика. Знакомил личный состав с новым заместителем командира дивизии.
В е р а А н д р е е в н а. Ужинать будешь?
Ш е в ч е н к о (ходит по комнате). Нет.
В е р а А н д р е е в н а. Чаю попьем.
Ш е в ч е н к о. Не хочу.
В е р а А н д р е е в н а. Опять за свое?
Ш е в ч е н к о (в сердцах). Вспомни, что с тобой творилось, когда ты перестала летать!
В е р а А н д р е е в н а. Больше года проплакала. Но мне простительно. Женщина все же. И притом из полка — в домашние хозяйки. А тебе предлагают на боевое управление.
Ш е в ч е н к о. И это ты мне говоришь? Ты? (Стукнув кулаком по столу.) Я могу летать!
В е р а А н д р е е в н а. Не кричи.
Ш е в ч е н к о. А молодым еще нужно поучиться у меня!
В е р а А н д р е е в н а. Говорю — не кричи. (После паузы.) Что же ты ответил командиру дивизии?
Ш е в ч е н к о (с обидой). Если я вам не нужен, списывайте в отставку.
В е р а А н д р е е в н а. И это верно. Отслужил свое — иди на отдых.
Ш е в ч е н к о. Мне — на отдых?!
В е р а А н д р е е в н а. Чего же ты хочешь, Петр Петрович? Чтобы я раскисла вместе с тобой? Не умею. Жалеть тебя? Не буду. Не красна девица. И не ребенок.
Ш е в ч е н к о ушел в спальню.
Душа за него болит.
Л е н а. Вы должны быть счастливы.
В е р а А н д р е е в н а. Это почему же?
Л е н а. Муж не будет летать.
В е р а А н д р е е в н а. Думаешь, это счастье?
Л е н а. Конечно!
В е р а А н д р е е в н а. Нет, милая. Для него — беда. Значит, для меня — тоже. (После паузы.) Не успокоится — поеду к генералу. Может, разрешит ему еще полетать. Хоть на других самолетах… Генерал меня еще с Курской дуги помнит. (Подошла к портрету.) Вот такой я была в сорок третьем. Неудачный портрет. Прихоть Петра Петровича. Уйму денег заплатил. А художник, чудак, изобразил меня с накрашенными губами. Это в боевой-то обстановке… Первый раз купила помаду через два месяца после войны. Полетели мы тогда с Петром Петровичем на истребителе из Вены во Львов, расписываться. Я в летной форме. Но на всякий случай надела под эту форму довоенное платье. Чудом сохранилось. Подходим к загсу, вспомнили: у нас ни копейки советских денег. Чем платить за регистрацию? Нашли выход. Я — в парадное. Петр Петрович снаружи дежурит. Сняла платье. Пошли на базар и продали спекулянту за бесценок. Не модное, говорит. Там и помаду увидели. Петр посоветовал: «Купи. Подкрась губы. Не то нас не станут регистрировать. Уж больно ты на парня похожа в этой форме». Расписались, полетели обратно…
