Н и н а (глухо). Знаю.
Т у р б и н. Проходили мимо мавзолея — и прямо в бой! Не только обученные солдаты, но и московские ополченцы, многие из которых впервые в жизни взяли в руки винтовки. Курсанты училищ. Через месяц-другой они бы командовали ротами и батальонами. Об этом вы тоже знаете?
Н и н а (кричит). Знаю!
Т у р б и н. Так что это — жестокость? Или необходимость выиграть дни, часы, минуты, чтобы накопить силы? Идти танками против танков. С пушками против танков. С надежными пушками, как наши «аннушки». Московские ополченцы вместе с курсантами выигрывают дни, чтобы мы здесь в тылу успели развернуться… Знаете ли вы, что директор завода каждую ночь докладывает в Государственный комитет обороны, сколько пушек завод изготовил за сутки? А мы недодадим из-за того, что Сергей Ракитный решил убежать на фронт. Теперь вам все понятно?
Н и н а. Да. В этой страшной войне мы не только теряем близких. Война убивает лучшие чувства. Что стало сейчас мерой счастья? Корзина мерзлой картошки? А утерянная хлебная карточка — горе. Мы теряем себя. Это ужасно. (Уходит в комнату Сергея.)
Турбин достает папиросы, закуривает. Уходит в свою комнату. Входит Н и н а. Подходит к печке. Садится на диван, накинув на плечи пальто. Появляется Л е с я. На ней передник. Направляется к своей ширме. Остановилась. Подошла к двери комнаты Турбина. Тихо стучит. В дверях появляется Т у р б и н.
Л е с я. Здравствуйте, Кирилл Степанович!
Т у р б и н. Здравствуй, воробышек.
Л е с я. Сразу догадалась, что вы пришли. Папиросой пахнет.
Т у р б и н. Сейчас форточку открою.
Л е с я. Не нужно. Папа Боря тоже курил.
Т у р б и н. А твой брат не курит.
Л е с я. Сережа — счастливое исключение… Он и за станком — бог. Работает, будто на скрипке играет. Когда я подыщу ему невесту, приведу прямо к станку. Обязательно полюбит… Кирилл Степанович, у нас сегодня царский ужин.
Т у р б и н. Знаю, картошка варится. И мясом пахнет.
Л е с я. Неужели чувствуете?
Т у р б и н. У меня обоняние, как у гончей. Только нос вот…
Л е с я. А что? Нос вполне симпатичный.
Т у р б и н. Картошка.
Л е с я. Неправда!
Т у р б и н (смотрит вниз). Погоди, погоди. Что у тебя на ногах?
Л е с я. Ботинки.
Т у р б и н. Чьи?
Л е с я. Сережины.
Т у р б и н. Ты в них работаешь на морозе?
Л е с я. Я обертываю ноги газетами. Несколько слоев…
Т у р б и н. А валенки где?
Леся молчит.
Сменяла на мясо? Значит, будешь есть валенки?
Л е с я. Что вы, Кирилл Степанович! Никто из нас не посмеет. Знаем, с каким трудом валенки нам достали.
