Девочка засучила рукав, и действительно, повыше локтя, на белой коже были явственно видны сине-багровые пятна.
— Господи, Боже Ты мой! и поднимается рука на малого ребенка! — сказал великан как бы про себя. — Гм! Уродятся же такие люди… Диво!
Он удивлялся, потому что сам никогда не мог поднять руки на ребенка. Сильные люди обыкновенно бывают смирны и не драчливы.
— Ты жила у них в работницах, что ли? — спросил хозяин, немного погодя.
— Да, в работницах!
— Что же ты работала?
— Да все, — говорила девочка. — За водой ходила, в горнице убирала, шила, вязала, в лавочку бегала, туда и сюда… Летом работала в огороде, поливала, полола.
— Такты умеешь шить и вязать? — спросил хозяин.
— Умею… Да что ж за мудрость! — серьезным тоном промолвила Маша, разглаживая на коленях платье.
— Ох ты, работница-горе! — сказал великан, с грустной улыбкой посмотрев на девочку.
— А что жтакое? — отозвалась та. — Я только кажусь такая маленькая, а лет-то мне уж много…
— А как много?
— Семь лет, восьмой пошел.
— И вправду много!.. — с усмешкой промолвил великан. — Ну, теперь слушай!..
Девочка уселась поудобнее и, притаив дыхание, собралась слушать «дяденьку», вообразив, кажется, что он долго станет о чем-то говорить ей.
— Оставайся у меня! Будем жить вместе… Вот и весь сказ! — проговорил великан, стукнув трубкой по колену.
Он быстро решался и быстро задуманное им приводил в исполнение. «Эта девочка — сирота, родныху нее никого нет, — рассуждал он, — значит, я имею такое же право, как хозяйка ее, Аграфена Матвеевна, взять к себе девочку. И я возьму ее, потому что у Аграфены Матвеевны ей жить худо, а у меня ей будет хорошо». И великан, в знак решимости, еще раз стукнул трубкой по колену.
— Видишь… — продолжал он, — был у меня братишка немного поменьше тебя… Он помер! а ты вместо него оставайся у меня и зови меня братом! Слышишь?.. Ну! Остаешься у меня?
Девочка с изумлением смотрела на него.
— А как же хозяйка? — возразила она. — Ведь она меня за свечкой послала…
— Ну, свечку она сама себе купит! — сказал рабочий. — А два ее трешника я завтра отнесу ей.
«Если за прокорм девочки запросит денег, дам ей денег… Немного деньжонок-то у меня есть!» — подумал он.
— А есть у тебя какое-нибудь имение — платья, тряпки там, что ли?
— Ничего, братец, у меня нет! — отвечала Маша. — Есть две старые рубашки, да и те уж совсем развалились.
— Тем лучше, девчурка, — промолвил хозяин. — Это дело, значит, мы живо покончим. А если твоя Аграфена Матвеевна заартачится, так мы синяки покажем. А теперь, Маша, давай-ка ужинать!
