- Фамилии студента я не знаю. Письмо, как видите, без подписи. - Черняев показал на листок бумаги, лежащий у Луганова на столе. - В Кисловодск же она поехала потому, что он там был не то на практике, не то в какой-то экспедиции - не знаю. Теперь они уже, наверное, в Ленинграде.
Уловив незаметный Черняеву знак Миронова, Луганов поднялся:
- Извините, пожалуйста, Капитон Илларионович, что отняли у вас столько времени, - сказал Луганов, - такая уж наша работа.
- Н-да-а, работа, - неопределенно протянул Черняев и, попрощавшись с Лугановым и Мироновым, направился к выходу. Дойдя до двери, он вдруг повернулся и сделал шаг назад:
- Да, письмо…
- Что, письмо? - спросил Луганов. - Вы хотите его взять?
- Пожалуй, да. Что ни говорите, а память, хоть и горькая.
- Мы хотели бы его оставить на время, если вы не возражаете, - сказал Миронов. - Оно может нам понадобиться.
- Как будет угодно, - ответил Черняев и, сухо кивнув, вышел.
- Ну-с, что скажете? - спросил Миронов, когда дверь закрылась.
Луганов недоуменно вскинул брови.
- А что тут скажешь? Для меня лично ничего особенно нового в рассказе Черняева нет, если исключить всякие романтические подробности.
- А письмо? Письмо он вам в прошлый раз показывал?
- Насчет письма - правильно. Письмо он мне не показывал. Но я и его отношу к числу романтических подробностей.
- Занятная подробность, - задумчиво заметил Миронов.
- Чем, собственно говоря?
- Да многим. Ну, например, зачем он хранит это письмо, которое, казалось бы, должно жечь ему руки? Зачем носит с собой? Зачем показал нам? Почему, уходя, не хотел его оставить?
- Не знаю, - возразил Луганов, - чем вас заинтересовало это письмо. Давайте, кстати, хоть прочитаем его.
Взяв письмо со стола, Луганов вслух прочел:
«Ольга, любимая! Судя по твоим письмам, ты теперь совсем другая, или это только на бумаге? Если бы ты знала, как хочу я видеть тебя, как жду встречи. Расставаясь, я хотел многое тебе сказать, но… не решился. Я так и не рискнул просить тебя быть моей, моей навсегда. Но ведь только об этом я мечтаю, только этим живу. Жду тебя с нетерпением на старом месте, в конце мая. Я опять получил туда направление. Знаю, верю, мы встретимся, чтобы никогда больше не расставаться.
Твой В.»
Закончив чтение, Луганов взглянул на Миронова:
- Да, определеннее не скажешь. Нетрудно понять Черняева. Переживает он сильно. Мне рассказ его показался искренним.
- Согласен, - кивнул Миронов, - сомневаться в его искренности оснований нет. Но вот история с письмом мне определенно не нравится… Что же касается сути дела, то ни на один из вопросов - в частности, самый простой: откуда взялись вещи иностранного происхождения - ответа пока нет. И без Ольги Николаевны Величко мы ничего не выясним. Не говоря уже о записке и всем остальном. Вот давайте и помозгуем, как будем искать Величко. Что же касается ее почерка, то это остается за вами, как давеча условились.
