Что означает освободить что-либо?
На Западе слово «свобода» обычно использовалось в негативном смысле: мы говорим о свободе от этого, свободе от того. Логический вывод из этого подхода, вывод, который никому не хочется сделать, состоит в том, что мы должны прийти к избавлению свободы от свободы. Не помогает обращение за помощью к грамматической конструкции «свобода по отношению к или» свобода делать это", «свобода быть там». «Свобода по отношению к» предполагает подчинение некоему трансцендентальному фокусу-покусу, что делает свободу быстро исчезающей подобно негативному утверждению. Мы видим тогда, что свобода не может рассматриваться отстранение по отношению к чему-либо еще. В этом смысле свобода не есть что-то, что должно быть достигнуто – она основа этого.
Свобода присуща всем познавательным процессам. Это позволяет увидеть, что противоположностью свободы является не детерминация, а принуждение.
Каждый совершенно свободен определить свой жизненный путь, свободен установить, каким образом смотреть на вещи – категориально или эстетически. То есть, мы можем смотреть на вещи сквозь призму целей, которых надо достигнуть, либо можем просто ценить их и осознавать их внутреннюю ценность. Итак, мы должны понять, что свобода есть основное явление, а не какой-либо конечный продукт избавления от чего-либо или от подчинения некой трансцендентальной неясности, как, кажется, обычно подходят к ней в западной философии.
Праджня, или шей-раб, как вершина познавательной способности, означает также ослабление сетки соотносительных предположений, в которые она обычно внедрена. Ослабление этой сетки делает возможным проявление познавательной способности в ее первоначальной свободе. Праджня работает на различных уровнях. Она действенна, когда мы слушаем кого-либо просто на рудиментарном уровне – когда мы просто слышим что-то, что говорит личность, которую мы слушаем. Для того, чтобы просто слышать, что говорят, требуется некоторое понимание. Праджня может присутствовать и на более сложном уровне. Например, мы можем идти за пределы одного лишь кратковременного принятия того, что кто-то говорит, до точки, где мы удерживаем это и думаем об этом. Это может привести нас к серьезному взвешиванию того, что мы слышали, и к попытке так сделать наши заключения, что мы воплотим их в своей жизни.
Праджня может действовать и на дальнейшем уровне. Вместо того, чтобы обращать внимание на то, что мы воспринимаем, или слышим, или размышляем посредством категорий, навязанных узкими пределами самосохранения или личными целями, мы можем прийти к признанию вещей как ценностей в самих себе. Когда мы достигаем этой точки, приходит своего рода освобождение, так как больше нет нужды манипулировать нашим восприятием – мы можем позволить вещам быть такими, каковы они есть. Говоря о прибытии и эту точку, можно говорить о свободе как достижении, однако мы должны понять, что свобода была там псе время, но мы упускали из виду эту свободу, запутавшись во всех видах необязательных построении и постоянно смотря на вещи как на средства по отношению к нашей личностной ориентации. Достигнув этой основной вершины открытости, мы имеем возможность остановиться здесь и увидеть вещи в их самоценности, или можем отступить назад, к видению вещей как средств для дальнейших средств – и так до бесконечности.
