Спасенная красота (рассказы о реставрации памятников искусства) | страница 140



А. М. Горький назвал русское искусство сердечным искусством. К Честнякову это можно отнести прежде всего. Он писал сердцем: и о том, что сердцу дорого, и для тех, кто сердцу дорог. Ведь все свое творчество он посвящал непосредственно тем людям, среди которых жил и которых любил. Служил крестьянину, жившему рядом, а не отвлеченно — человечеству. Сегодняшнему дню — а не времени вообще. Это было главным для него. И о будущем мечтал не обобщенно, а работая на него ежечасно. И в этом смысле он был рыцарем. Без всякого оттенка иронии, который проскальзывает в его строках:


И проказ же наш Ефимко,
Рыцарь сказочных чудес,
Умудрился невидимкой
В сказке житьвсегда и весь...

Он — рыцарь искусства. Рыцарь красоты. Рыцарь народа, деревни, которой прослужил всю свою жизнь. Ради нее он отказывался быть «поставщиком для городских музеев и театров», создавать себе имя, выставляя работы на «Мир искусства», как советовал И. Репин, в Парижском салоне. «Считаю свои вещи не туда относящимися, — замечает он. — Цели не те...»


Е. Честняков. Феи. До реставрации.


В набросках одного из драматургических произведений Честнякова художник Радугин (несомненно, автобиографический персонаж) беседует с вымышленным царем Форараем.

Ц а р ь. Поступай придворным художником к нам. Все тебе будет: роскошное помещение, поезжай куда хочешь, бесплатно, и делай что желаешь в своем художестве...

Р а д у г и н. Если б при нашем селенье... У меня тут многолетнее дело.

Он не мог изменить той «великой братии», которая стояла за ним — крестьянам. И не хотел, хотя и мог, зарабатывать, обслуживая их рисованием портретов. Он был художник с «богатым жизненным содержанием души», которая не допускала «оскудения и глухоты к окружающему миру», постоянно требовала «свежей струи жизни» и «впечатлительного к ней интереса». «Чтобы работать так деликатно, как искусство, надо жить, кипеть светлым, светлым ключом», — писал художник.

Вдумаемся в его раздумья об искусстве наедине с листом. «Я знаю, ты не любишь тех, кто, кроме тебя, ничего в жизни не знал: они ничем для тебя не жертвуют, ничего тебе не приносят, — ведь они только тебя знают, — они скучны, наивны, бессодержательны, для тебя неинтересны. Ты не любишь и тех, которые живут и тобой и другим, не хотят для тебя жертвовать всем: недостаточно любят и понимают тебя; ты видишь, что недостойны они и им не открываешь себя. Ты любишь только того, только тому открываешь красоту свою несказанную, кто знает все, и от всего для тебя отрекается — так сильно он любит и ценит тебя: потому что ты прекрасно как жизнь».