А Перемена, именно так, с заглавной буквы, означала только одно: скоро поход! А значит, скоро будет война, будет битва: слава и лихая добыча для одних и безымянные могилы, поросшие травой на чужих полях, для других. В числе первых хотели оказаться все, а судьбы вторых все, само собой, надеялись избежать.
Никто об этом явно не распространялся, но, начиная от молоденького барабанщика, заканчивая могучим и искушенным рыцарем, все знали и видели некую особую мету, печать, павшую на лица товарищей.
Молодые бойцы, уверенные в себе, которым, кажется, принадлежит весь мир, как-то разом превратились в тени на границе двух миров. Одной ногой они твердо попирали матушку землю, а другой – уже находились в ставке Господа Бога, ожидаючи приказов ангельского оберста Гавриила. Наверное, только там, в ставке Господа Бога и могли сказать точно, кто вернется домой, а кого уже призвали в небесное войско. Но, если попасть Туда очень легко, особенно солдату, то получить Оттуда разведывательные данные решительно невозможно. Так же как демобилизоваться.
Нельзя сказать, что неизвестность пугала, нет. Став воинами, эти люди ясно знали, на что идут, и что сыграть в кости со смертью обязательно придется, они тоже прекрасно понимали. Но ожидание самой интересной и азартной игры, когда на кону стоит жизнь, ожидание, несомненно, угнетало. Еще далеко до битвы, и поход еще не завтра, но уже не ясно, кто стоит рядом.
Может быть тот, кому выпал черный жребий? А может быть и сам ты уже не совсем живой, ибо где-то, возможно, заготовлен для тебя именной пропуск на небо в виде острой глефы, коварной пики или слепой пули? Оттого и делались солдаты раздражительны, оттого и шла по лагерю невнятная, но уже вполне заметная волна Перемены. Но все же, такова судьба честного зольднера. Войско ждало своего часа. Ведь как пели ландскнехты:
Лучше лежать под зеленой травой
И слышать, как полк над тобой идет,
Как гремит барабан и флейта поёт,
Чем главу уронить под камень глухой,
Когда нищая старость тебя заберёт!
Все это, на что ушло так много слов, прекрасно понимали, без всяких пояснений три испытанных бойца, стоявшие на краю плаца. Был с ними и четвертый не такой испытанный, которому, возможно, такие пояснения и требовались. Только кто бы стал приставать к нему с разъяснениями? Думается, что половины он не понял бы, и, скорее всего, послал бы доброхота черту. Причем, вполне возможно, что послал бы в прямом смысле, посредством кинжала или меча, что имелись у него на поясе.
