И тут я понял, что так сильно привлекло внимание пиповской ловушки. Вершина почти прозрачного, багрово мерцающего конуса коснулась моего изумруда и с тихим чавканьем стала втягиваться внутрь. Я замер, моля Бога, чтобы у меня не дрогнула рука. Паутина все быстрее и быстрее исчезала в камне, и в тот момент, когда ее края, свернувшись в крученую нить, с всхлипом исчезли, из центра камня, с его срезанной вершины, ударил яркий изумрудный луч, напоминавший иглу или, скорее, переливающийся луч лазера. И сразу же над берегом разнесся страшный вопль апостола Пипа:
– Не-е-е-т!!!
Тут-то моя рука дрогнула, и луч, превратившийся в зеленоватую размытую тень, скользнул по телу апостола Пипа от левого плеча до правой стороны пояса. Я вздернул руку, направляя луч вверх, а тело несчастного Пипа в полной тишине развалилось надвое точно по следу луча, и его части рухнули с лошади, продолжавшей неподвижно стоять в прибрежном песке. В этот момент зеленый луч мигнул, зашипел и погас, а камень принял свой обычный вид. И сразу раздался мелодичный звук Данилкиного свистка. Тут же послышались два уже знакомых негромких хлопка, оба оставшихся в живых гвардейца перекинулись волками и, озираясь, бросились в сторону леса, трусливо поджимая хвосты.
Я бросился к Даниле, на ходу сдергивая с руки обрывки плаща и вбрасывая шпагу в ножны. Данила уже успел засунуть свой свисток за пазуху и сидел рядом с Ванькой, горестно сведя брови. По его щекам ползли быстрые дорожки слез, но всхлипываний слышно не было. Я опустился на колени рядом с котом. Он лежал на боку, прикрыв глаза, и быстро-быстро дышал. Его левая лапа была практически отрублена ниже сустава и болталась на клочке оставшейся шкурки. Кровь уже остановилась, хотя вытекло ее, для кота, очень много. На меня легла тень. Я поднял голову и увидел над собой сморщенное лицо Зопина. Не давая себе расслабиться, я скомандовал:
– Быстро четыре струганые щепочки и чистой воды!..
Глаза Зопина понимающе блеснули, и он рысью бросился к лесу, на ходу доставая свой длинный нож. Я подхватил остатки плаща и начал отрывать от подкладки длинные ленты, выбирая места почище. Данила завороженно наблюдал за мной, и с его щек исчезли слезы.
Через минуту примчался Зопин, сжимая в одной руке свой котелок, наполненный ключевой водой, а в другой четыре короткие, аккуратно заструганные прочные щепки. Я подложил под лапу кота кусок плаща и принялся осторожно промывать рану. Ванька не открывал глаза и только слабо вздрагивал. Затем я приставил отрубленную часть лапы к обрубку, наложил шинки и, пока Данила удерживал их на месте, плотно забинтовал лапу приготовленным бинтом. Тут кот открыл глаза и посмотрел на слегка запотевший котелок. Я взял Ваньку на руки и осторожно поднес его мордочку к воде. Он сразу же жадно принялся лакать, а я приговаривал, пытаясь задавить в себе слезы:
