Она открыла потрепанный блокнот, покопалась в нем, сняла телефонную трубку, набрала номер, многозначительно глядя на недоумевающую Валентину.
– Але, – сказала директриса в трубку, – это директор школы звонит. Валентина Дмитриевна кем вам приходится? Дочь? А. Это хорошо. Я о результатах проверки должна сообщить. У нас тут психологи работали. Бригада. Учителям диагнозы ставили. У вашей дочери обнаружены садистические наклонности по восходяще-нисходящему типу. Пороки развития и воспитания, говорят. Примите меры. Я не знаю, что это за восходяще-нисходящий тип. Мне как сказали, так я довожу до вашего сведения. Всего доброго.
– У мамы давление, – шепнула Валентина Дмитриевна.
– А ты чего волнуешься по этому поводу? Аль эдипов комплекс замучил, проклятый? – устало спросила директриса.
Вот только тут, кажется, до молодого специалиста что-то стало доходить. Она смотрела во все глаза. По лицу пробегали то ли судороги, то ли тени познания.
– Ну? – спросила начальница.
– Простите! – с честными слезами в голосе взмолилась девушка, безошибочно глядя в Лесину сторону.
– Точно все поняла? Не делай другому то, что себе не желаешь. Запомнила? Запиши. Вот лист. Записала? Над кроватью повесь дома! И в классе над доской. Я проверю. Все. Свободна.
Депутат восторженно смотрел на старую женщину.
– Раз я здесь, перечислите неотложные нужды школы. Помогу эффективно и быстро. Исполнение возьму под личный контроль.
– Нет худа без добра, – вздохнула старуха. – Считай, подергались, а школе польза будет. И так во все времена!
Катерина потом оборжалась, вникая во все детали Лесиного рассказа. Впервые не она изливала душу, а с наслаждением внимала Лесе.
– А ты не молчи! Я всегда помогу, чем могу, мне не сложно. Зато смотри, кайф какой! Сама-то довольна?
Конечно, Леся была довольна. Главное, обида терзать перестала, это же ужас – с обидой на сердце существовать. Не продохнешь.
Сегодня Катя почему-то взялась за неприятные темы. Принялась въедливо расспрашивать про Сашу.
Леся не могла понять, почему все вокруг сторонятся его, стараются не заходить, узнав, что он дома. Он никогда никому худого слова не сказал, злого ничего не сделал. Чужие грехи расхлебывает, о чужих детях заботится постоянно, изо дня в день. Несправедливо это. Обидно.
Катя вот всегда насмехается. Правда, у нее это не ехидно выходит, мило даже, по-своему. Если бы они в таком тоне кому-то чужому косточки перемывали, она бы даже порадовалась. Местами просто весело получается. Но когда о родном муже говорят «Отелло ускакокело», обида напрашивается.
