Коммунары поняли его честность и правдивость, это - в характере, и он этого держался на всех этапах "своей драматической жизни". Его только спросили, уточняя, когда и почему он вступил в партию, - этот вопрос был всегда требовательно лаконичен и строг: близость революции побуждала приглядываться к тем, кто примыкал к ее успеху как свершившемуся факту, а год, когда он был задан, был к тому же годом острой классовой борьбы и строгой партийной чистки. И он ответил: "После смерти товарища Ленина".
День смерти Ленина он запомнил во всех подробностях. Курсанты военно-морского училища собирались на увольнение. Судили-рядили, кто куда пойдет, кого где ждут, кому оставаться в классах, кто вправе уйти и кого могут не отпустить. Но все отпало, забылось - умер Ленин. "Никто нас не собирал и не приказывал строиться. Ничего не объявлено официально, а все уже знают - это правда, это случилось... Нам хочется быть вместе, мы словно жмемся друг к другу... Ни один из нас не видел Ильича, не слышал его голоса. Наверно, до этой минуты мы даже не отдавали себе отчета в том, что он значил для нас, для народа, для человечества. Этого и не поймешь сразу: нужны годы, десятилетия" - так писал Николай Герасимович в книге "Накануне" в шестидесятые годы. И дальше: "Вокруг имени Ленина никогда не шумело славословие. Поистине великий, он был и поистине скромным. О нем говорили просто: "Товарищ Ленин", иногда "Ильич"... Он ушел - и все мы сразу осиротели... Его не стало - и груз новой ответственности лег на твои плечи".
В составе питерской делегации вместе с путиловцами, обуховцами, выборжцами отправилось в Москву на похороны небольшое подразделение военных моряков и в нем курсант Н. Г. Кузнецов. Отбирали лучших из лучших комсомольцев и обязательно хороших строевиков. Как в Сводный полк Победы после Великой Отечественной - самых прокаленных огнем правофланговых войны.
В не редеющей на морозе толпе на Красной площади он смотрел на пламя костров у Кремлевской стены, слушал, видел, как остервенело долбят саперы едва отогретую промерзшую землю под могилу и будущий временный Мавзолей, стоял и под сводами Колонного зала у поднятого на красный постамент гроба в карауле среди нескончаемого потока шинелей, зипунов, пальто, между сменами поднимался на хоры и оттуда смотрел на Ленина, на ему близких, родных людей, товарищей по многолетней борьбе. А потом день - в цепи по краям живого потока, провожающего гроб к Красной площади.
