И здесь мне вспоминается один давний эпизод. Однажды (еще в 1968 году) Виктор сказал одной девушке: «У меня ничего не осталось, кроме ненависти». И в этом разгадка его духовного краха. На ненависти ничего нельзя строить. Строить можно только на любви. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий» (1Кор.13:1).
Падение Красина — не случайность. И во многих ребятах — участниках демократического движения — я чувствовал, что порыв юношеского энтузиазма часто сменялся тоской, безразличием и духовной усталостью. Это настроение хорошо выразил Евгений Кушев в одном из своих стихов, под которым, вероятно, могли бы подписаться и Красин, и Якир, и еще очень, очень многие.
Песня под стук ладоней
Скажите, а это правда,
что есть у вояки меч,
ружье, пистолет и сабля,
а у предателя речь?
Скажите, а это верно,
что чистый ручей — родник,
что свежестью дышит верба,
у совести есть двойник?
Скажите, а так бывает,
не осенью, а зимой,
что спелым огнем пылают
закаты над головой?
Скажите, а впрямь рассветы
встают перед каждым днем?
Скажите, а точно это,
что мы на Земле живем?
Скажите, а, может, можно
бурю увидеть в штиль?
Правду разбавив ложью,
выдать за новый стиль?
Верить, мечтать и думать,
мыслить и убивать?
Скажите, а это дурость
вопросы вам задавать?
Скажите, а это правда,
что свет провожает мрак,
что счастье убийством пахнет,
которое дарит враг?
Скажите, а это верно,
что люди учат азы,
что есть у жандарма сердце,
а у немого язык?
Скажите, а это точно,
что все на земле — вранье?
Что каждый из нас —
лишь точка на жирной коже ее?
(Евгений Кушев. «Огрызком карандаша». «Посев», 1971, сс. 75–76)
1956–1966 годы — переломное время. Все пошатнулось, все стало зыбким, ни в чем нет уверенности. Это время будет изучаться историками, ибо это десятилетие было чревато будущим. Оно уже имеет своих мемуаристов, исследователей.
Но наиболее полно его выразил в своем творчестве писатель, о котором шла речь в начале главы: Валерий Яковлевич Тарсис.
«На жирной коже ее» (Интермеццо). В. Я. Тарсис
Все его творчество на переломе. И в каждой написанной им строчке надлом. След трагической эпохи.
Он необыкновенно искренен. Ни одной фальшивой ноты, — во всем болезнь родной страны, болезнь эпохи.
Он имеет пристрастие к сложным душевным процессам, к противоречивому психологическому рисунку, к патологическим типам. Отсюда его любовь к Достоевскому и органическая антипатия к Л. Н. Толстому. Классическая простота и ясность, воплощенные в таких типах, как княжна Марья, Наташа Ростова, Китти Щербацкая, ему чужды. Его герои все, без исключения, люди путаные, противоречивые, сумбурные.
