Новый град | страница 5



Воскресенье — отдых; семейные функции: ранний обед из пяти блюд, птица жареная, мясное блюдо, сладкое; семейно-общественные функции: посещение площади для народных игр № 28; семейные функции: ужин холодный; семейно-общественные функции: чтение и обсуждение государственных и местных сообщений.

Понедельник — трудовые функции до шестнадцати часов; семейные функции: обед из трех блюд, одно мясное блюдо; семейно-общественные функции: чтение и обсуждение государственных и местных сообщений.

Заключительное распоряжение было следующее: «Дети моложе десяти лет в семейно-общественных функциях не участвуют, но поручаются надзору домовой медицинской помощи». Десятилетний возраст был поворотным пунктом в жизни детей, так как лишь по достижении десяти лет дети допускались в народные школы.

Когда последнее сообщение было снято с доски, семья Ивана Васильевича осталась сидеть на своих местах еще в продолжение четверти часа, сохраняя глубокое молчание. Потом все встали и разбрелись по разным углам гостиной. Иван Васильевич подошел к шкафу, в котором хранилось сто одобренных Психологическим факультетом книг для домашней библиотеки. Вынув книгу № 54 и усевшись в одно из удобных каменных кресел, он принялся за чтение. Название книги было: «Революция как социальный психоз». Марья Павловна села неподалеку от своего мужа, развернула «Инструкции о правилах первой встречи молодых» и с большим вниманием разбирала в своем уме, при помощи этих правил, все подробности церемониала. Время от времени она прерывала свое чтение, чтобы посоветоваться с мужем и, вместе с тем, сообщить ему его собственную роль в торжественном приеме гостей. Иван Васильевич охотно слушал свою жену и с удовольствием заучивал ее наставления; ему приятно было отрываться от чтения своей книги, от событий древности, от кошмара отдаленных времен, когда люди боролись между собой и враждовали друг с другом.

«Как это, — говорил он сам себе, — люди могли решать общественные вопросы большинством голосов: если пятнадцать говорило — да, а четырнадцать говорило — нет, то вопрос решался в пользу пятнадцати и против четырнадцати. Воля большинства господствовала, хотя в меньшинстве могли быть люди достойнейшие и умнейшие, а может быть, в спорном случае, по обстоятельствам, и более заинтересованные. Если же на одной стороне стояло пятьсот десять тысяч человек, а на другой стояло пятьсот тысяч, то в этих огромных множествах ведь исчезали личные особенности отдельных лиц, и спорный вопрос и здесь решался численным превосходством. Большинство могло зависеть от слепой случайности, или, еще ужаснее, от преступной воли немногих, но могущественных людей; тогда вся миллионная масса ослепленных или устрашенных людей голосовала против своих интересов и желаний и в пользу немногих людей, их угнетавших».