Доктор Воронов на этом закончил свой доклад и не предложил своего диагноза, вероятно, полагая, что этот случай слишком ясен для всех и что дискуссия может касаться только психологического анализа, но не диагноза.
Началась процедура допроса больного председателем заседания. После нескольких обычных вопросов для проверки личности больного и установления его способности ориентации во времени, пространстве и окружающей среде, как прежней, так и настоящей, доктор Краснолобов вдруг спросил у больного:
— А вы почему думаете, что в настоящее время, в нашу эпоху Правильности, должны быть писатели-драматурги?
— Алексей Никифорович, я никогда и никому не говорил, что в настоящее время должны быть писатели-драматурги, — ответил больной.
— И жене своей никогда не говорили этого?
— Нет.
— Что же вы ей говорили по этому предмету?
— Я был взволнован игрой и вскрикнул: «Почему в настоящее время нет писателей-драматургов?», вот и все…
— Не думаете ли вы, что вы сами могли бы быть таким же писателем, какими был наш древний классик Грибоедов?
Больной не ответил на этот вопрос.
— Мне интересно знать ваше мнение: почему древняя эпоха благоприятствовала возникновению и развитию драматических писателей? — снова спросил Краснолобов.
— Мне известно и всем известно, что каждая историческая эпоха давала своих поэтов и писателей, кроме новейшей нашей эпохи Правильной Жизни, — с жаром ответил больной.
— Но вы не отвечаете на мой вопрос, — настаивал Краснолобов.
— Я не знаю, почему древняя эпоха благоприятствовала возникновению и развитию писателей-драматургов.
— Я не спрашиваю вас, знаете ли вы или нет, а только — каково ваше мнение по этому предмету, что вы думали об этом.
— Я не так думал, чтобы быть в состоянии ответить на ваш вопрос, но, действительно, постоянно чувствовал влечение к жизни древности и много раз прочитывал находящиеся в моей домашней библиотеке десять книг по истории древности.
— Эти книги вас волновали, но не образовали никакого мнения в вашем уме? — допрашивал Краснолобов.
— Нет. Содержание этих книг относится к эпохе слишком отдаленной и оторванной от нашей, а потому и непонятной.
— В каком виде сообщали вы свои мнения вашей жене? Вы это несомненно делали, так как она, живя с вами, не могла не заметить, что вы постоянно читаете только эти десять книг, а остальные девяносто книг лежат нетронутыми.
— Я моей жене не сообщал никаких мыслей по этому предмету.
— Но вам известно, что она беспокоилась и даже просила вас пойти посоветоваться с врачом?
