С наступлением сумерек Блад рискнул спуститься вниз — в город. То, что он там увидел, было позднее поведано им Джереми Питту, записавшему рассказ Блада в свой многотомный труд, откуда и позаимствована значительная часть моего повествования. У меня нет намерения повторять здесь что-либо из этих записей, ибо поведение испанцев было отвратительно до тошноты. Трудно поверить, чтобы люди, как бы низко они ни пали, могли дойти до таких пределов жестокости и разврата.
Гнусная картина, развернувшаяся перед Бладом, заставила его побледнеть, и он поспешил выбраться из этого ада. На узенькой улочке с ним столкнулась бегущая ему навстречу девушка с распущенными волосами. За ней с хохотом и бранью гнался испанец в тяжелых башмаках. Он уже почти настиг ее, когда Блад внезапно преградил ему дорогу. В руках у него была шпага, которую он несколько раньше снял с убитого солдата и на всякий случай захватил с собой.
Удивленный испанец сердито остановился, увидев, как в руках у Блада сверкнул клинок шпаги.
— А, английская собака! — закричал он и бросился навстречу своей смерти.
— Надеюсь, что вы подготовлены для встречи со своим создателем? — вежливо осведомился Блад и с этими словами проткнул его шпагой насквозь. Сделал он это очень умело, с искусством врача и ловкостью фехтовальщика.
Испанец, не успев даже простонать, бесформенной массой рухнул наземь.
Повернув к себе плачущую девушку, стоявшую у стены, Блад схватил ее за руку.
— Идите за мной! — сказал он.
Однако девушка оттолкнула его и не двинулась с места.
— Кто вы? — испуганно спросила она.
— Вы будете ждать, пока я предъявлю вам свои документы? — огрызнулся Блад.
За углом улочки, откуда выбежала девушка, спасаясь от испанского головореза, послышались тяжелые шаги. И возможно, успокоенная его чистым английским произношением, она, не задавая больше вопросов, подала ему руку.
Быстро пройдя по переулку и поднявшись в гору по пустынным улочкам, они, к счастью, никого не встретив, вышли на окраину Бриджтауна. Скоро город остался позади, и Блад из последних сил втащил девушку на крутую дорогу, ведущую к дому полковника Бишопа. Дом был погружен в темноту, что заставило Блада вздохнуть с облегчением, ибо, если бы здесь уже были испанцы, в нем горели бы огни. Блад постучал в дверь несколько раз, прежде чем ему робко ответили из верхнего окна:
— Кто там?
Дрожащий голос, несомненно, принадлежал Арабелле Бишоп.
— Это я — Питер Блад, — сказал он, переводя дыхание.
