– Какому?
– Личному.
– Роман, по какому профилю юрист вас интересует? – женщина демонстративно закатила глаза. Я почувствовал себя глупо.
– По гражданско-правовым делам.
– Можете обратиться ко мне.
– Вы юрист по гражданским делам? – не поверил я.
– Вас что-то смущает? – Виктория отлично умела играть бровями.
– Нет, что вы, – пожал я плечами. Не удивлюсь, если она после работы и уборщицей здесь подрабатывает. Мало ли. – Мне нужна консультация по договору социального обеспечения граждан.
– Роман, давайте чуть больше конкретики и меньше пустых слов, – Виктория внешне выглядела все такой же расслабленной, но я видел еле заметную перемену в позе.
– У меня есть друг детства. Недавно я узнал, что он на социальном договоре. Как можно его расторгнуть?
– Хотите социализироваться за счет друга? – голос Виктории стал ледяным. – Плохая идея, Роман.
– Нет, просто хочу ему помочь. И давайте без нотаций, – я подался вперед. Виктория сморщила нос.
– Вы пили с утра?!
Твою мать! Это каким же обонянием надо обладать, чтобы учуять глоток коньяка!
– Только кофе, – нужно срочно реабилитироваться и продемонстрировать смущение. – Вчера поздно установили капсулу, и я решил попробовать полное погружение. В общем, поспать мне не удалось, и с утра перепутал бутылку с сиропом для кофе и коньяк. Бывает.
Виктория недоверчиво прищурилась:
– Вы сами понимаете, как это глупо звучит?
– Понимаю, – растянул я улыбку пошире. – Но это чистая правда! Вы же видели мое резюме. Никаких проблем с алкоголем. Так что там с консультацией?
– Будет вам консультация. Сначала ответьте, зачем вам возвращать человека, который уже раз сдался и ушел в «Барлиону»? – секретарь выглядела человеком, уверенным в своем праве требовать ответы. Я напрягся.
– Он мой единственный друг.
– Хорошо, вытащили вы своего друга. Дальше что? – женщина недобро прищурила глаза и тоже наклонилась ко мне. – Если вы не справитесь, осознаете, что друг сгорит? С совестью договоритесь?
От того, в какую сторону повернул наш разговор, мне стало не по себе. Виктория вела допрос жестко, но я нутром чуял, что нужно не выёживаться, а спокойно убедить ее в серьезности своих намерений.
«Выгорание» было реальной угрозой для тех, кто повторно возвращался в приют. Не для всех, конечно, процентов для десяти, но и этого было достаточно, чтобы о проблеме заговорили. Что-то в людях ломалось, лишая их самосознания. Оставалось только тело, способное есть, спать, дышать и испражняться. Для всего остального человек умирал. Интересно то, что светила науки не могли найти повреждений в мозге ни на физическом, ни на душевном уровне. И здесь надо было подумать, что хуже: навсегда уйти в «Барлиону» или выгореть.
