Таратута оглянулся и, на всякий случай, добавил:
— Пусть она еще живет сто лет, по крайней мере!..
— Много! — громко и четко сказал работяга, отхлебнул из банки глоток рассола и всем телом описал в воздухе круг.
Таратута, не выпуская из рук плаката, со всего маху пнул работягу ногой и прошипел:
— Я этих слов не слыхал, понял?! С меня хватит нарушения общественного порядка! Семидесятой я не интересуюсь!..
— Какой — семидесятой? — скривился работяга.
— Уголовный кодекс надо читать! — наставительно сказал Таратута. — Семидесятая статья — антисоветская агитация.
В толпе недовольно загудели. Кто-то крикнул:
— Перестаньте с частными разговорами!
Певучий южный тенорок спросил:
— А почему все-таки у Лапидуса покупали, а у других нет? С разных что ли баз получали?
—Получали с одной базы! — сказал Таратута и хитро прищурился. — Но только у других, когда вы разводили этот порошок водой и получали кисель,— так он был кислый и надо было еще добавлять три-четыре больших ложки сахара, а у Лапидуса он сразу был сладкий...
Тут уже вся толпа разом спросила:
— А почему?
— А потому, что Лапидус — я вам уже сказал — был гений! Гений и человек великой души! Он сам, за свой собственный счет, покупал сахар и добавлял его в этот паршивый клюквенный порошок...
В толпе раздались удивленные возгласы.
Плюгавый паренек в настоящих джинсах высокомерно прошепелявил:
— Сказки! Что же он, этот Лапидус — Робин Гуд, что ли?!
— Не Робин Гуд, а гений! — упрямо повторил Таратута и опять быстро оглянулся. — В другом мире, где, извиняюсь за выражение, человек человеку волк, его бы назначили министром киселя... А здесь его посадили и еще обозвали в печати жуликом...
В толпе снова заинтересованно загудели:
— В печати?
— Когда? В какой печати?
— Что значит — в какой печати?! — нарочито спокойно и даже как бы задумчиво переспросил Таратута. — В Советском Союзе существует только свободная печать. Вся остальная запрещена. Заметка о Лапидусе была напечатана в газете "Черноморец" от четвертого октября... Сейчас я вам все объясню...
Но объяснить Таратута ничего не успел.
В толпе внезапно началось какое-то бурное завихрение, кружение, образовалось нечто похожее на водяную воронку, центробежная сила отбросила часть толпы в одну сторону, часть в другую, и в пустом пространстве возникла длинноногая, тощая фигура старшины Сачкова, печально и хорошо известного всей Малой Арнаутской улице и Ильичевскому району вообще.
— Ну, вот! — сказал Сачков, словно продолжая некий прерванный разговор.
