Он резко всем телом повернулся к Таратуте:
— Ну, а вам-то все это зачем?
Таратута вздохнул:
— Скучно.
— А мне, думаете, не скучно?! — хотел было сказать Ершов, но удержался и только коротко посоветовал, — купите телевизор! Где вы живете?
— В гостинице "Дружба".
Лохматые брови Ершова удивленно полезли наверх:
— Как так?
— А очень просто, — сказал Таратута, покачивая ногой. — Я жил на Александровской, в доме-башне. Когда полгода назад дом этот рухнул, то уцелевших жильцов Горсовет, до предоставления им постоянной жилплощади, расселил по разным гостиницам... Мне досталась гостиница "Дружба".
— Та-а-ак! — протянул Ершов.
Он сел, наконец, за свой стол, откинулся в неудобном скрипучем канцелярском кресле, помолчал, поглядел на Таратуту, вздохнул:
— И все-таки, хоть убейте, не понимаю я вас... Французский язык, шахматы и вдруг — Лапидус! На кой он вам сдался? Кто он вам? Дядя?! Тетя?! Что за дурацкий повод для самоутверждения?! Ну, например, эти — как их называют — "инакомыслящие"... Я их, конечно, не одобряю, но у них есть хоть какие-то идеи, а у вас?
— А у меня тоже есть идеи! — с вызовом сказал Таратута.
— Нет у вас никаких идей!
— Нет, есть! В конце концов, могу я иметь свою точку зрения?!
— Можете! — сказал Ершов и вдруг рассердился. — Вы можете иметь свою точку зрения, пожалуйста. А я могу вас за эту точку зрения посадить на пятнадцать суток! — он слегка повысил голос. — И сдается мне, гражданин Таратута, что на сей раз я этой возможностью воспользуюсь!
Наступило молчание.
У старшины Сачкова от довольной усмешки растянуло рот до ушей.
Таратута, глядя в пол, негромко сказал:
— А я болен.
— Чем?
— Печень. Холецистит.
— Ладно! — подумав, сказал Ершов. — Завтра к часу дня придете в двадцать вторую поликлинику. На Пушкинской улице. Скажите в регистратуре, что это я вас прислал. Вас там обследуют, сделают все анализы, и, если вы окажетесь здоровы...
Ершов не договорил, но по его тону нетрудно было догадаться, что если Таратута окажется здоров, то никакой радости ему это не принесет.
— Хорошо.
Таратута встал, спросил:
— Я свободен?
— Пока — да, — зловеще сказал Ершов.
Таратута неловко, боком, поклонился и уже в дверях, которые перед ним с неохотой открыл старшина Сачков, обернулся, поглядел на Ершова:
— А как вы думаете — сколько дадут Лапидусу?
— Не знаю, — сухо сказал Ершов.
Таратута снова поклонился:
— До свиданья.
— До свиданья, — сказал Ершов.
Когда Таратута ушел, Ершов хмыкнул, потрогал зачем-то толстым коротким пальцем нос, покачал головой:
