— Вот те раз, — удивился Мухов. — Так у вас же говорится про вожатого.
— Да, да, конечно, — догадался Соусов. — Про вожатого, с гармонью неженатого. Правильно. — И Соусов, вставая, с лязгом застегнул портфель.
— Подождите, подождите, товарищ, э-э-э, Подливкин, куда вы? — сказал Бакенбардский.
— Моя фамилия Кетчупов, — поправил Соусов.
— Да-да, извините, Кетчупов. Сядьте. Обсуждение еще не закончилось. Мы ради вас собрались, а вы так невежливо убегаете. Никанор Калистратыч, вы не желали бы подвести итоги обсуждения? — обратился Бакенбардский к Кулебяке.
Кулебяка отвалился от спинки дивана, поиграл бровями, внимательно оглядел свои костлявые загорелые пальцы и сказал:
— Ну, собственно, что же?.. К великому сожалению, мне не удалось глубинно изучить сценарий, размять его как следует — командировка помешала. Но тем не менее сейчас, пока вот шло обсуждение, я, так сказать, наметанным глазом ухватил, кажется, зерно. И я хочу сказать вот что…
Тонкий лучик надежды засветился на миг в окутанном свинцовой хмарой сердце инженера Соусова.
— Я хочу сказать нашему молодому сценаристу: не следует, дорогой мой, смеяться над полными женщинами. Поверьте мне, это неэтично. Если некая тетя весит сто кило, право же, это не повод для комедии. Мы же гуманисты, черт возьми!
Дальше Соусов не стал слушать. Он схватил портфель и двинулся к двери. Но на пороге он оглянулся и, вонзив взгляд в коршуньи глазки Кулебяки, произнес всего только одно слово, но в это слово он вложил столько жгучего, клокочущего презрения, что его хватило бы на часовую прокурорскую речь. Он сказал:
— Титикака!
И ушел.
Володю Соколова, круглолицего, грассирующего тридцатилетнего прораба, одолевали автовладельцы.
Володя строил белый, крупноблочный двенадцатиэтажный дом в теснине старых московских домов близ Садового кольца. Хозяева частных автомобилей, деликатно именуемые в прессе автолюбителями, входили в прорабский вагончик и пытались совратить честного, неиспорченного Володю, толкнуть его на преступный путь.
Одни трусоватые, с фальшивыми улыбочками, желая остаться в своих глазах порядочными, со многими «извините, пожалуйста» спрашивали, нет ли случайно бракованных плит, списанных, «может, разбились при выгрузке, штучек восемь хорошо бы, я бы в долгу не остался, могу даже официально внести в кассу вашего СМУ…»
А сегодня заявился какой-то толстомордый, лупоглазый, в зеленом вельветовом пиджаке, с наглым стуком выставил на стол бутылку коньяка «для знакомства» и: «Слушай, браток, сделай штук десять плит, для гаража нужно — во! Называй любую цену. „Жигуль“ гниет на улице, понимаешь?»
