Впереди Лемус шла худощавая дама, которая очень громко хохотала. Она рассказывала истории, которые были интересны и смешны только ей самой. Рассказав какой-то случай, она первая начинала смеяться. Смех у нее был неприятный и громкий со всхлипами. Сразу нельзя было понять, смеется она или плачет. Ей было примерно сорок лет. Красотой и привлекательностью она не обладала. К тому же излишняя болтливость и смех не к месту не прибавляли ей шарма. Она постоянно жевала табак и швыркала носом. Одета женщина была довольно аккуратно, но безвкусно.
В начале пути она забавляла своих спутниц, но потом все просто устали от нее. В промозглую осеннюю погоду, когда нужно преодолеть длинный и трудный путь, не многие бы смогли с радостью слушать бессвязную болтовню.
У Светланы от ее раскатистого с надрывами смеха сильно заболели уши. Ей стало казаться, что эта неугомонная особа находится везде.
-- А знаете что, - вдруг выпалила шумная женщина. - Мсье Морьеса, одного моего хозяина, к которому я прихожу делать уборку, хотят убить!
-- Натали, хватит! - перебила ее подруга. - Это уже слишком. Ты хоть когда-нибудь можешь не врать?
-- Я не вру, Мари! - искренне возмутилась Натали. - Этот человек кредитор. Он увеличивает капитал, давая взаймы под огромные проценты. Понимаешь? И некоторые должники хотят его прикончить, так как срок оплаты должен наступить со дня на день. У них нечем платить, значит, они будут вынуждены отдать ему то, под что сделали этот заем. Ну, дома, например.
-- Ох, какая ты умная! - проворчала Мари. - Ты даже, что такое заем знаешь!
-- Смейся, смейся, а когда мсье Морьеса убьют, посмотрим, кто из нас был прав.
-- Почему вы считаете, что этого человека хотят убить? спросила Светлана, которая благодаря своему другу Робеспьеру всегда серьезно относилась к подобным разговорам.
-- Не слушай ее, дитя, - вмешалась Мари. - Эти истории она сочиняет по пять штук в день. Натали никогда не говорит правду. Я не преувеличиваю.
Натали обиженно надулась, но ничего не сказала. Чтобы показать, что она сильно оскорблена, женщина всю оставшуюся дорогу шла молча.
Опять заморосил прохладный октябрьский дождь. Идти становилось труднее. Светик пожалела, что рискнула принять участие в этом предприятии. Ей надоело месить дорожную грязь. Выпачканный подол юбки и хлюпающая вода в башмаках настроения, отнюдь, не поднимали. Она решила думать о своей уютной квартире, горячем шоколаде, ванной. Лемус уже не верила, что доберется до Версаля живой.
