Он: Да это же исключительно важно — эти Ваши выводы!
И тут я неожиданно для самого себя сорвался, и дальше разговор стал всё дальше уходить от намеченного мною плана. А план мой был таков: во-первых, может быть, Иван Антонович согласится прочесть мою работу, и — глядишь — найдёт в ней какие-нибудь упущения, что позволит мне ещё дополнить её. Во-вторых же была пусть слабая, но всё же надежда, что тема заинтересует его, и он сам захочет написать роман о Северине, действительно настолько близком к Ивану Гирину из «Лезвия бритвы», что — не прочти я этого романа, не усвой написанного в нём — я не смог бы разгадать северинову загадку. Но Гирин был вымышленный, а Северин существовал на самом деле — ведь заманчиво же! Сомнение было в ином — захочет ли Ефремов повторяться, что у него — других замыслов нет? Есть, конечно, а временем ограничен — это я понимал ещё до встречи. Но — не захочет сам, так порекомендует кому-нибудь из известных ему писателей. Но, видимо, если встретишь полное понимание, а я чувствовал именно его, то все планы летят к чёрту, и начинается разговор не о деле, приведшем тебя сюда, а вообще обо всём, что думаешь, чем хочешь поделиться с умным человеком, — обо всём, что у тебя накипело.
Я: А зачем они, эти выводы? Кто он, этот Северин? Какой-то церковник. Незачем заниматься популяризацией его деятельности. К тому же он не православный и не славянин. Дурак Цукерник, что носится с ним, как с писаной торбой.
Он: Так Вам сказали? Кто?
Я: Все. Началось с того же Дмитрева. Он помер, а скамары его вошли уже в ряд других работ, как народное движение. Знаете академика Удальцову?
Тут я оговорился — З. В. Удальцова в академики не пробилась, она была и осталась членкором Академии Наук, а не «академиком» в полном смысле слова. Так членкором и сдохла, царство ей подземное, как и всем добровольно расчеловечившимся двуногим. Но начинала она вполне как человек, и мне были полезны две её книги.
Он: Лично — нет.
Я: Она их упоминает, со ссылкой на Дмитрева. Скржинская на него ссылается в своих примечаниях к «Гетике». В первом томе «Истории Византии» они есть, тоже со ссылкой. Во втором томе «Всемирной истории» их нет, а на Дмитрева ссылка есть. И везде, где скамары упомянуты — только ссылка на Дмитрева, больше никто не попытался эту тему развить. Зато в художественную литературу скамары проникли; у Валентина Иванова они есть в «Руси изначальной» и упомянуты в «Руси великой».
