— Краут! — изумился Кэсси. Старшие мужья двойр преимущественно были осуждены новым правительством за поддержку подлых завоевательниц и участие в их темных делишках.
— Да, он должен был сидеть в тюрьме… Но клиентские базы! — товарищи Кэсси тоже расстроились, и тут же принялись смаковать старые слухи про жертвоприношения, ничуть не стесняясь ни заливавшегося соловьем Краута, ни сжавшегося в комочек, испуганного Кэсси.
Глупо было думать, что Краут его не заметит! Тот словно хищная птица сразу выхватил его взглядом из толпы.
— Кэсси, я соскучился, — промурлыкал Краут, оттесняя того в сторону от любопытных глаз. Он подошел к нему, как только толпа сотрудников начала расходиться, и не дал сбежать, крепко ухватив за руку. — Неужели ты не рад меня видеть?
Кэсси с ужасом почувствовал, как другая рука Краута сжимает его задницу. Даже магии не было, чтобы оказать достойное сопротивление! А вот Краут пользовался ею во всю, об этом свидетельствовали равнодушно скользящие взгляды сотрудников банка. Никто не спешил заступаться за Кэсси.
— А я вот — очень, — Краут прямо лучился самодовольством, наслаждаясь своей безнаказанностью.
— Отпустите меня, Краут, — выдавил из себя Кэсси. — К чему весь этот фарс? Увольте меня, и дело с концом!
— Этого мне будет мало, дорогой Кэсси, — усмехнулся Краут. — У меня на тебя совершенно другие планы.
— Будешь мне помогать, так уж и быть — прощу тебя, — подмигнул Краут, расстегивая брючный ремень Кэсси: — Не буду тебе мстить, как собирался — так, небольшая показательная акция… — Краут прикинул, достаточно ли показательно будет трахнуть Кэсси в закутке у лифта и решил, что да. Поэтому он без лишней суеты развернул Кэсси к стене и стянул с него брюки.
«У всех на меня планы и никто не собирается спрашивать, чего хочу я», — подумал Кэсси, и ледяная глазурь, которая окружала его сознание с момента возращения домой, дала трещину. Он слышал, как Краут пыхтит и возится за его спиной, и это все показалось ему ужасно несправедливым.
— Я не хочу, — сказал он тихо. — Я не нравился тебе никогда, Краут.
Краут хохотнул:
— Мне никогда не нравились слабаки. А ты — особенно: жалкий слюнтяй, преданно поедающий меня глазами, и струсивший, как только потребовалось доказать свою любовь. Теперь, когда от меня отказался мой род и я лишился всего — из-за тебя, твоей трусости — мне достаточно того, что это не нравиться тебе, чтобы испытать удовлетворение.
И правда, Кэсси чувствовал его возбуждение, свидетельство которого уперлось ему в зад. Он оглянулся. Краут с покрасневшим и потным лицом надрачивал свой член, предвкушая Кэссино унижение. По-прежнему никто не обращал внимания на то, что происходит, хотя чахлый офисный фикус был плохой ширмой для происходящего.
