В это время Волька чуть не разорвался на части: не хотелось оставлять Костика, но и Аглаечка требовала присмотра. Плюнув, он рванул за госпожой и наткнулся на Яшу.
— Ты куда? — холодно спросил тот, с легкостью остановив охотника. — Без тебя разберутся. Им надо поговорить.
— Знаем, какие у них разговоры! — возмутился Волька. — Пока будут разговаривать, весь мир проебут!
— Или пропьют, — отрезал Яша, кивнув головой в сторону бара. Бармен, в отчаянии посмотрев на разбитые бутылки, принялся разливать чистейший спирт.
— Драконом ты мне нравился больше, — прошипел Волька. Он, еле нашедший силы оставить Костика, теперь и подавно мучился от необходимости сделать выбор: бросить того на растерзание демонам или призвать к Аглаечкиным совести и долгу. — Но это мой мир, не всем же скакать меж звездами, выбирая, где лучше! — в отчаянии воскликнул он.
— А я и есть дракон, — ухмыльнулся Яша. — И это тоже мой мир. Родился я тут, — он решительно подтолкнул Вольку в сторону бара.
Охотник, смутившись и пробормотав неразборчивое ругательство про наглых драконов, бросился туда, куда звало его сердце, к Костику, конечно.
— А хули вам не жилось в своем мире? Футболочку вот напялил… — Костя тем временем проводил переговоры, опираясь на собственный скудный опыт (в прошлой жизни самый весомый свой аргумент он обычно носил в кобуре), но больше — на фильмы о разведчиках, до которых был большой любитель, а также на волчий мохито, порядком ударивший в голову.
Вожак стыдливо прикрыл лик Альбертуса у себя на животе лапами.
— Ты думаешь, что на людя стал похож, в смысле, на человека? А фигушки! — торжествующе объявил Костик. — Человеки, они, суки, такие… э-э-э, человечные!
Волк коварно осклабился:
— Звиздишь ты, Костик, не забыл, как здесь оказался?
Костя вспомнил перекошенное дурным азартом лицо Вити, и обдолбанных дружков, и часто пьяную или редко трезвую (это с какой стороны посмотреть) Людку, пристально посмотрел на мохнатую морду собутыльника, а потом честно сказал:
— Даже не представляю, каким надо быть говнищем, чтоб тебя так наказали, Серый!
К удивлению, вожак, вместо того, чтобы наброситься на Костю и разорвать ему горло, сел на задние лапы и совершенно по-волчьи, протяжно, мучительно завыл.
Кэсси целовал Аглаечку за эстрадой. Девушка улыбнулась про себя: еще совсем недавно она не понимала знаков, которые подавала ей судьба. Увидев Кэсси, подумала бы, что тот боится, переживает, и надо куда-то бежать, кого-то спасать. Но не теперь. Каждая секунда казалось зря потраченной и безнадежно прохлопанной, если в ней не было ее и Кэсси страсти. Поэтому им хватило лишь одного взгляда и — пока-пока, мир, который постоянно что-то нагло требует и что-то не менее нагло отбирает. Только не в этот раз. Глуп тот, кто не понимает намеков: взмах ресниц, движенье губ, дрожь тела — лишь пунктирные точки, и только от них двоих зависит — провести по ним линию или отмахнутся в погоне за чем-то более важным. Аглаечка и Кэсси решили, что для иного у них еще вся жизнь, а лучше вообще все важнючие дела отложить. До старости, например. Они станут старенькими и дряхленькими, вот тогда у них будет уйма времени для спасения мира, а сейчас пусть другие морочат себе голову, если потрахаться не с кем.
